– Меня, меня – не сомневайся. Так что пусть меня дальше за запойного адмирала принимают, чем за покойного. Сменное белье переодеть нужно, новую рубашку надеть – эта вся мокрая от пота. Да китель в порядок привести, портянки сменить, да сапоги почистить до блеска – негоже адмиралу грязнулей на мостике стоять!

– Так это мы разом – все в чемодане наготове давно. Ромом оботрем, затем водицей – а то кожа липкой будет – вот и чистым станете. А сапоги и мундир в порядок приведут со всем тщанием, когда я вашим превосходительством заниматься буду.

– Ты что – денщиками обзавелся?

– А как же! Аж тремя, Бруно Александрович приставил к вам, чтобы догляд имели. Экипаж, почитай, удвоился, матросов пристраивать нужно, а то без занятия одуреть могут.

– Барон прав – лишние подготовленные расчеты и кочегары не помешают, – мотнул Фелькерзам головой и встал с койки, отдаваясь грубым ладоням вестового, что стал с него ловко снимать пропотевшую и грязную одежду. И в голову пришла неожиданная мысль, что теперь он знает, чем занять с пользой для дела экипажи погибших кораблей. И если о том сразу сказать, то смуту в умах избежать можно будет.

– Как меня в порядок приведешь, скажи Константину Константиновичу, что я его видеть желаю. Нет, пусть лучше выспится хоть немного – с утра время будет. Нам бы ночь простоять…

– Если нас настигнет «Ивате», то бой надолго не затянется, просто сомнут, – еле слышно прошептал Евгений Романович, пристально следя с правого крыла мостика за приближающимся вражеским крейсером, что уже несколько раз поймал идущую в темноте «Аврору» слепящими лучами своих мощных прожекторов.

Японский корабль уже открыл стрельбу главным калибром и пустил в дело казематные 152-миллиметровые пушки. Попаданий пока не было, но в том, что они будут, и очень скоро, капитан 1-го ранга Егорьев не сомневался – высоченные всплески воды вставали гейзерами по обоим бортам и впереди по курсу. Ночь ведь диктует свои правила артиллеристам, и очень трудно поразить корабль, что постоянно выходит из освещения прожекторами, даже с пятнадцати кабельтовых невероятно трудно.

Это не дневная сшибка, где такая дистанция является близкой, потому что накрытия цели идут постоянно. Но такое бегство долго продолжаться не может – изношенные за долгий поход машины, при самоотверженной работе кочегаров, едва выдавали семнадцать узлов. И такой ход продержать удастся еще полчаса, не больше. А там «Ивате» настигнет, возможно, подойдут еще японские малые крейсера из 6-го отряда, с которыми пришлось сражаться днем, и участь «Авроры» окажется горькой. Русский крейсер просто изобьют снарядами, а миноносцы, которые наверняка уже спешат сюда со всех сторон, добьют несчастную «богиню».

– Ничего, уже не напрасно – «Якумо» и «Ниссин» изувечены изрядно, и будь сейчас зыбь, как вчерашней ночью, уже отправились бы на дно. А так им повезло, смогут доплыть до берега… – Евгений Романович осекся, пристально вглядываясь в ночную темноту через мощную оптику бинокля.

Ему показалось, что далеко за кормой «Ивате», практически на том самом месте, где он полчаса тому назад сражался с «Ниссином», снова вспыхнули светящиеся лучи прожекторов, и вроде заметил вспышки выстрелов.

– Неужто Добротворский вернулся назад и решил попытать удачу?! Как здорово – «подранков» надо добить! Неужто «Олег»?! – задав сам себе вопрос, Егорьев продолжил всматриваться вдаль.

И вот оно – как минимум три прожектора, два из которых скрестили свои лучи. И множество орудийных вспышек – теперь сомнений у командира «Авроры» не осталось. Только единственный крейсер в русской эскадре мог появиться там – «Олег»; других просто быть не могло.