– А вот и я, все принес, – Федор прижимал двумя руками к груди здоровенную жестяную канистру, литров на двадцать, никак не меньше – ибо лицо квартирмейстера побагровело.

– Что принес? Водку?

– Ром, ваше превосходительство – на Мадагаскаре его принимали. Баталеры его с водой в равных долях разводят и как водку нижним чинам чарками раздают. Вот я и подумал – зачем нам водка, развести ром мы и сами сможем, нехитрая затея.

– Это верно, Федька, ты правильно сообразил, на хрена нам водка, если есть ром с консистенцией «спиритус вини ректификати». Хотя нет – последнее еще неосуществимо. Наливай миску до краев! – Фелькерзам показал пальцем на жестяную тарелку, что стояла на столе, так и не дождавшись несостоявшегося ужина, рядом с такой же внушительной кружкой, из которой нижние чины пьют чай.

– Сейчас, ваше превосходительство!

Квартирмейстер тут же принялся откручивать массивную крышку на горловине жестяной фляги, осторожно наклонил емкость над чашкой, в которую полилась тонкая струйка пахучей жидкости – сладкой сивухой прямо шибануло в ноздрях, но довольно приятно. А цвет у этого рома оказался как у водки, только чуть мутноватый, будто у неочищенного первача.

– Зачерпни кружечкой, но так, без фанатизма – на донышке, грамм на полста, не больше, полчарки, я хотел сказать. И себе плескани в другую кружку на чарку – негоже, если мой вестовой опьянеет! Хотя нет – удвой дозы – мне на чарку, тебе на две.

– Мы ведь не без понимания, Дмитрий Густавович, чарка само то, все остальное от лукавого будет. Запах ядреный, как у самогона, что двойной перегонки, сахаром дюже шибает – аж во рту сладко стало.

Вестовой радостно приговаривал еще какие-то слова, но в матросские кружки налил рома столько, как было указано – глаз-алмаз, и опыт определенный чувствуется. Фелькерзам не стал принюхиваться к рому, что он не видал в своей жизни разных алкогольных напитков, а просто жахнул фактически полстакана спирта одним глотком.

– Ой-е!

По пищеводу к желудку вниз потекла «огненная река», а когда скатилась вниз, полыхнула вспышкой невероятной боли, от которой в глазах потемнело. Фелькерзам застонал, не сдержавшись, но тут совершенно внезапно болевой спазм исчез и стало невероятно благостно – коньяк такого эффекта не производил, все же оставались болезненные ощущения. А тут, будто все нарывы внутри разом выдавили и продезинфицировали.

– Налей еще, – только и смог прохрипеть адмирал, отдышавшись. – Только полчарки плесни, а то многовато будет. А тебе хватит – вон, как у тебя морда побагровела, прикуривать можно!

– Так больно ядреный этот ром, ваше превосходительство, аж горло перехватило – ни вздохнуть, ни пер… Ой, не то слово!

– Да уж, гадить и «злые ветры» пускать потом будем. Вот что, Федор, тряпицу чистую намочи ромом, да меня оботри с ног до головы. Запашок от меня нехороший идет, мертвечиной прямо прет, если откровенно сказать. И… Спасибо тебе, что как с ребенком со мной возишься. Но пусть лучше от адмирала ромом пахнет, чем ожившим трупом. Ведь так, Федор, запах от меня именно такой идет?!

Фелькерзам посмотрел на матроса, тот ответил ему прямым и бесхитростным взглядом. Даже головой мотнул, подтверждая, что запах действительно тот еще – заживо умирающего человека. Покряхтел, но не стал молчать, рубанул честно:

– Вонь ядреная, ваше превосходительство. Я попривык, а другим тягостно. Но матросы и не такое перетерпят, у них на вас все надежды сейчас, что из гиблого места корабли выведете. Счастливцем считают – «Наварин» ведь от двух торпед уцелел, говорят, что вас они испугались.