Ярослава представила весёлый денёк в обществе Ольги Николаевны и замотала головой:

— Нет, не надо, всё хорошо, — после чего сбежала в служебный туалет, чтобы привести себя в порядок.

Когда вернулась, на столе её ожидали кружка кофе и бутерброд.

«Какой он всё-таки милый», — подумала она, украдкой глядя на начальника, который в это время разбирал бумаги за соседним столом. Илья Семёнович, для большинства просто Илья, был горячо любим всей женской частью коллектива. Мужская тоже относилась к нему хорошо. Сама Ярослава считала, что влюбляться в начальников глупо, даже если они такие молодые и симпатичные, как главврач. Поэтому всегда обращалась к нему на «вы» и старательно держала дистанцию, за весь год работы ни разу её не нарушив.

В этом было целых два плюса — напрягшиеся поначалу сотрудницы постепенно перестали считать её конкуренткой, и отношения с ними сложились вполне нормальные.

Вторым плюсом стало то, что при таком отношении к начальнику не было поводов напрягаться самой Ярославе. Правило «нет влюблённости — нет проблем» она вывела для себя ещё со времён учёбы, и теперь оно лишний раз доказывало свою успешность — отношение к начальнику без всякой дурацкой романтики делало жизнь проще — не нужно было краснеть, бледнеть и страдать.

Поэтому, искренне поблагодарив за заботу, Ярослава слопала бутерброд и тоже занялась делами. До обхода разобралась с медкартами и даже на нормальный завтрак сходила, чтобы не спорить с начальником.

Недосып и безумная ночь дали знать о себе уже после обхода — глаза начали закрываться, мысли путаться. Да ещё и мерещиться стало невесть что — тени какие-то, шепотки... А когда мимо неё в коридоре прошёл старик Гордеев из третьей палаты, умерший в прошлом месяце, Ярослава не выдержала, выскочила на крыльцо глотнуть воздуха.

Двор тоже не пустовал — у забора сидела призрачная кошка, а на лавочке у калитки расположился шофёр с автобазы, который неделю назад умер по дороге в реанимацию, скорая привезла его слишком поздно. Сидящая на другом конце лавочки вполне живая женщина даже и не догадывалась о таком соседстве.

Живые во дворе тоже имелись — вот мимо крыльца пронёсся ребёнок, его призрачный брат-близнец, которого Ярослава успела застать живым, весело бежал рядом.

Это было так странно и жутко, что она попятилась, запнулась за порог, но упасть ей не дали — сильные руки придержали за плечи.

— Ты в порядке? — спросил Илья Семёнович.

— Д-да, — старательно пряча испуг, ответила Ярослава. — Спасибо.

И, проскочив мимо него, бросилась внутрь. «Это всё от стресса, — старательно убеждала она себя. — Вот отдохну, высплюсь, мозг перезагрузится, и всё пройдёт».

Она заскочила в ординаторскую, включила чайник и, откопав на полке баночку с успокоительным сбором, бухнула в стакан сразу несколько ложек. Когда зашёл главврач, она уже успела залить траву кипятком.

— О, да у нас как в лесу, — произнёс он. — Ты точно в порядке? Может, всё-таки домой? — Ярослава замотала головой. — Ну нет так нет. Если надумаешь, скажи.

И ушёл, словно почувствовал, что ей хочется побыть одной.

Одиночество долго не продлилось — несколько минут спустя зашла старшая медсестра Роза Юрьевна, глянула с любопытством и, сделав себе кофе, захватив вазочку с печенюшками, присела рядом на диван.

— Ярослава, я слышала, это ты Казанцеву привезла. Что там было-то, а? Расскажешь? Чего это она вдруг? Мы ж её вроде как подлечили.

События прошедшей ночи вновь вспыхнули перед глазами. Стало холодно, и даже глоток горячего чая не помог. Отвечать не хотелось, но Роза Юрьевна ждала, впившись взглядом, словно тот ворон, что сидел на печной трубе. Ярослава зябко передёрнула плечами.