– Господин ректор, – говорю так тихо, чтобы слышал только Роувелл. – Была бы вам безмерно благодарна, если бы вы отпустили меня. И всё же были так добры и объяснили, что всё это значит.

– Это значит, что я выполняю своё обещание, – спокойно отвечает ректор и, наконец, отпускает мой локоть, внимательно следя за тем, чтобы я продолжала идти. – Адептам будет проще воспринимать вас как преподавателя, когда вы будете в более подходящей одежде.

Уф… Так вот в чем дело. Я киваю и немного расслабляюсь. Мы проходим по аллее к северной смотровой площадке. Запряжённые в воздушные кареты пегасы фыркают и периодически взмахивают мощными крыльями с белоснежными перьями, отливающими золотом в отблесках закатного солнца.

Роувелл подходит к карете, открывает передо мной дверцу и протягивает руку, чтобы помочь забраться внутрь. Вроде он делает это галантно, и ни на что не намекая, но как только наши пальцы соприкасаются, мне кажется, будто по мне проходит цепь молний.

Время словно замедляется, а сердце сбивается с ритма. Оказываюсь внутри и тут же отдёргиваю руку. Это наваждение какое-то!

Непозволительно, преступно испытывать то, что я испытываю, и тем более глупо краснеть от взгляда и прикосновения Роувелла.

Между нами пропасть, а своим поведением я создаю впечатление флиртующей женщины.

Отодвигаюсь в самый дальний угол кареты и демонстративно утыкаюсь в окно. Но как же, наверняка странно это выглядит со стороны!

Слышится команда извозчика, удар хлыста, и мимо окна проносится конец крыла пегаса. Карету дёргает вперёд, а потом резко вниз так, что сердце подскакивает к самому горлу.

Я от неожиданности вцепляюсь пальцами в мягкий бархат обивки сидений. Надо же, а в прошлый раз я сюда летела на более скромном варианте, где сидения были обиты льняной тканью. Возможно, это личная карета ректора?

Достаточно быстро карета выравнивается, и остаётся в небольшом наклоне, будто мы едем по склону вниз. Сердце всё ещё бешено стучит, я часто моргаю и дышу, чтобы успокоиться. Вроде и смотрю в окно, а не могу оценить всей красоты ни летающего острова среди розовеющих облаков, ни бирюзы моря, разбивающего свои волны о берег городка.

– Не переживайте, госпожа Эристер, первый раз спускаться с острова всегда непривычно. Потом освоитесь, – заметив, что мне некомфортно, говорит Роувелл и пытается меня отвлечь. – Вы были когда-нибудь в приморской части Аэртании?

Мысленно усмехаюсь, но стараюсь не выдать этого. В Аэртанию через эту её часть я и попала. На корабле. Ночуя в трюме среди крыс и огромных коробок. Голодая и лишь изредка по ночам под иллюзией кого-то из команды позволяя себе выйти, чтобы попить.

А потом я перебралась в предгорья, надеясь скрыться в крупных городах среди простого люда и черни. Но оказалось, что даже в очень крупной по меркам Аэртании Иллинее оставаться мне небезопасно.

– Увы, нет, – решаю соврать я. – Наверное, жить у моря прекрасно.

И я, действительно, так думаю. То время, что я провела в морской академии, – лучшее в моей жизни. И, конечно, не только из-за моря…

– Когда рядом тот, с кем хорошо, жить везде приятно, – голос Велла понижается, и от бархатных ноток по моему телу разбегаются волны мурашек.

Я резко оборачиваюсь, чтобы столкнуться с тёплым, улыбающимся взглядом его ледяных глаз. И дыхание перехватывает. Мне всё больше кажется, что эта поездка была ошибкой, но деваться уже некуда. Потому что одежду купить надо. Естественно, в счёт моей зарплаты.

Подпрыгнув пару раз, карета опускается на землю, и вот я уже слышу стук копыт пегасов по мостовой. Мы некоторое время едем по набережной, а потом останавливаемся.