Заблокировав телефон, я отбрасываю его подальше, словно расстояние между нами способно помешать верному мыслительному процессу. Обычно довольно скорые на принятие решений извилины в уставшем от переживаний мозгу шевелятся со скрипом. Я пытаюсь припомнить общую информацию о том, как делится совместно нажитое имущество при расторжении брака. У нас из такого — квартира.

Квартира в ипотеку, за которую всегда платил Марк.

Мне вдруг становится очень, очень страшно. Перед мысленным взором возникает искаженное ненавистью лицо Марка, я зажмуриваюсь и мотаю головой.

Боже… Что, если он заберет квартиру? Он ведь так меня ненавидит. Что его остановит от очередной подлости?

Я часто-часто заглатываю воздух открытым ртом и не могу продышаться. С каждой секундой охватившая меня паника нарастает. Как и понимание моего незавидного положения.

У меня нет ресурсов для самостоятельной жизни. Ни накоплений, ни работы, ни поддержки родителей.

С тех пор, как посадили отца, я жила за счет стипендии и оформленной на меня квартиры, которую пришлось сдавать в аренду. Но той квартиры нет: мы с Марком решили ее продать и купить жилье попросторнее.

Он платил за квартиру. Он полностью обеспечивал меня последние полгода. И ушел в один день.

Глубоко вдохнув в очередной безуспешной попытке успокоиться, подрагивающими пальцами я торопливо печатаю сообщение, старательно скрывая подбирающуюся к горлу истерику за нейтральными фразами:

«Я подпишу заявление. Но у меня вопрос: что с квартирой? Мы делим ее пополам?»

Не закрывая окно с чатом, я не свожу с экрана глаз и нервно постукиваю пальцами по поверхности дивана. Тревога свербит в теле, сердце стучит где-то в горле.

Обхватив себя за плечи, я до жжения расчесываю предплечья, царапая кончиками ногтей кожу; оказывается, даже легкая физическая боль удивительно хорошо проясняет сознание и отвлекает от душевных мук.

Наконец на экране что-то меняется.

Любимый:печатает…

Название контакта вызывает у меня кривую усмешку. Да уж.

Не теряя ни секунды, я беру телефон и редактирую данные контакта, а затем жму «сохранить». Так-то лучше.

Никаких оскорблений и уничижительных прозвищ. Я хочу быть выше скандалов. Выше Марка в его необъяснимой ненависти.

Все должно быть по-взрослому. По-деловому.

Марк Горин: «Квартира твоя. Не претендую. Придется заключить соглашение о разделе имущества и согласовать с банком переоформление ипотеки на тебя».

У меня вырывается вздох облегчения. Правда, последнее длится недолго. Вставший на рельсы анализа разум охотно подбрасывает мне новые поводы для беспокойства. Более чем весомые.

«Банк может не одобрить меня как заемщика. Я ведь не работаю сейчас».

Я отправляю сообщение прежде чем успеваю осознать, кому именно признаюсь в своих волнениях.

Забыться вышло до ужаса просто. По привычке, не отдавая в том отчета, я только что поделилась с Марком собственными страхами. Понимать, что для него мои слова — неуместное нытье и слабость, больно.

Опомнившись, я хочу удалить написанное, но не успеваю.

Напротив сообщения уже окрасились цветом две галочки. Марк уже прочитал.

«Не моя проблема. Ищи работу. За квартиру тебе в любом случае придется платить самой. Или ты думала, я буду тебя содержать?»

7. Глава 4.1

Я подписываю заявление о разводе в тот же вечер. А после реву, уткнувшись в диванную подушку: мне больно и страшно до выворачивающей внутренности тошноты.

Почему Марк так поступает? За что все эти издевки и колкие фразы? Что я такого сделала? Чем я могла так его… обидеть? Впрочем, нет, здесь должно быть что-то серьезнее обиды — или Марк попросту сошел с ума.