С востока тянется мощная каменная стена с узкими бойницами. За стеной – пятый блок. На западной стороне находится административный корпус и лазарет. Шоушенк не забит до отказа, как многие тюрьмы, а в сорок восьмом он был вообще заполнен на две трети, но, что интересно, в любое время дня во дворе могло быть от восьмидесяти до ста двадцати заключенных, играющих в футбол или бейсбол, режущихся в карты, зубоскалящих, предлагающих сделки. По воскресеньям было и вовсе не протолкнуться, прямо-таки деревенская гулянка… только без женщин.

Впервые Энди подошел ко мне в воскресенье. Я как раз закончил разговор с Элмором Армитеджем насчет радиоприемника. Я, конечно, знал про Энди; считалось, что он задирает нос и плевать хотел на всех. Поговаривали, что он скоро нарвется на неприятности. Одним из тех, кто это говорил, был Богз Даймонд, с которым шутки плохи. Энди жил в камере-одиночке размером чуть больше гроба, сам выразил такое пожелание, ну а реакция была единодушной: хочет нюхать свое дерьмо, чужим брезгает. Что касается меня, то я на ус мотаю, но выводы потом сам делаю.

– Привет, – сказал он. – Меня зовут Энди Дюфрен. – Он протянул руку, и я ее пожал. Этот человек не тратил времени на обмен любезностями, сразу брал быка за рога. – Как я понимаю, вы тут можете все достать.

Я подтвердил, что располагаю некоторыми возможностями.

– Как вам это удается? – спросил он.

– Вещи сами плывут мне в руки, – сказал я, – Тут нет никаких особых объяснений. Разве что я ирландец.

Он позволил себе улыбнуться.

– А вы не смогли бы мне достать геологический молоток?

– Как он выглядит и зачем он вам?

На лице у Энди появилось удивление.

– Вы что же, у всех своих клиентов требуете отчета?

Теперь я понял, почему считалось, что он задирает нос. Впрочем, в его вопросе чувствовалась скрытая ирония.

– Я вам объясню, – сказал я. – Если бы вы попросили зубную щетку, я бы не задавал лишних вопросов. Просто назвал бы цену. Видите ли, зубная щетка – это не орудие убийства.

– Вы имеете что-то против орудий убийства?

– Именно.

В нашу сторону полетел видавший виды бейсбольный мяч, заклеенный в разных местах изолентой; Энди по-кошачьи изогнулся и поймал его на лету. Такой реакции мог бы позавидовать Фрэнк Мальцони. Энди вернул мяч в поле кистевым броском и непринужденно – за этим угадывалась хорошая тренированность. За нами посматривали, я это видел, хотя каждый был вроде как при деле. Охранники тоже, наверно, с вышек приглядывали. Тут надо внести ясность: в любой тюрьме есть так называемые авторитеты; в заведении поменьше их четыре-пять, в заведении побольше – два-три десятка. В тюрьме Шоушенк таким авторитетом был я; у Энди еще все было впереди. Он это наверняка понимал и все же не шестерил, не стелился передо мной, и я его сразу зауважал.

– Ну что ж. Я вам скажу, что это такое и зачем мне это нужно. Геологический молоток похож на кирку в миниатюре – вот такой длины, – он развел руки сантиметров на тридцать, и тут я впервые обратил внимание на то, какие у него ухоженные ногти. – Один конец заострен, другой приплюснут. Молоток мне нужен потому, что я люблю камни.

– Камни? – переспросил я.

– Присядем, – предложил он.

Я отпустил какую-то шутку. Мы сели на корточки, точно два индейца.

Энди зачерпнул пригоршнями сухую землю и начал просеивать ее между ладоней тоненькой струйкой. В ладонях остались камешки, один-два блескучих, остальные обыкновенные матовые. Среди последних был кварц, он матовый, а когда его ототрешь от грязи, начинает излучать красивый молочный свет. Энди протер камешек и бросил его мне. Я назвал камень.