– Нет, не хочу. Мою вторую биографию обеспечил Джим. Он принялся за дело после того, как мою апелляцию отклонили, и к весне пятидесятого основные бумаги уже были у него на руках.
– Это мог сделать только близкий друг, – заметил я, не очень пока понимая, в какой степени я поверил услышанному: полностью, частично или ни на йоту. Одно было ясно: и денек хорош, и история что надо. – Выправить фальшивые документы – это ж подсудное дело.
– Он и был моим близким другом, – сказал Энди. – Мы вместе прошли войну. Франция, Германия, оккупация. Да, он был настоящим другом. Он знал, что это подсудное дело, но он также знал, что в этой стране можно достаточно легко и без особого риска выправить фальшивые документы. Он снял со счета мои деньги – все положенные отчисления, как я уже сказал, были сделаны вовремя, так что налоговое управление не проявило никакого интереса – и сделал кое-какие вклады на имя Питера Стивенса. В два приема – в пятидесятом и в пятьдесят первом. Сегодня на этом счету лежит триста семьдесят тысяч долларов, не считая мелочи.
Видимо, у меня отвисла челюсть, потому что он вдруг улыбнулся.
– Если ты припомнишь несколько прибыльных акций за эти семнадцать лет, акций, в которые все спешили вложить деньги, считай, что в двух-трех из них участвовал Питер Стивенс. Не угоди я за решетку, мое состояние на сегодняшний день было бы порядка семи-восьми миллионов. Я бы имел «роллс-ройс» и, вероятно, язву в придачу размером с портативный транзистор.
Он опять набрал в горсть щебенки и начал просеивать ее между ладонями. Движения его были быстрыми и изящными.
– Я надеялся на лучшее и готовился к худшему, вот и вся премудрость. Без подложных документов я просто не сумел бы сохранить свой скромный капитал. Считай, что я припрятал картины в ожидании смерча. Правда, тогда я не представлял себе, что смерч… что это так надолго.
Я молчал. Я пытался уяснить, как этот щуплый человек в серой робе, сидящий рядом на корточках, мог сколотить состояние, которое Сэму Нортону, при всех его махинациях, даже и не снилось.
– Ты как-то собирался нанять адвоката, – вспомнил я. – Ты, я вижу, не шутил. С такими бабками ты мог бы нанять самого Кларенса Дарроу или кто там у них сейчас из китов. Почему ты этого не сделал, Энди? Черт возьми! Да ты бы отсюда пулей вылетел!
Он улыбнулся. Точно так же, как в тот день, когда сказал, что у них с женой впереди была вся жизнь.
– Нет.
– Но послушай, хороший адвокат выковырял бы из Кэшмена Уильямса и спрашивать бы его не стал. – Я чувствовал, как начинаю заводиться. – Ты мог бы нанять частных детективов, которые разыщут этого Блэтча. Мог бы добиться нового суда. И Нортону заодно хвост прищемить. Разве я не прав?
– Нет. Я сам себя перехитрил. Если я протяну отсюда руку, чтобы взять что-то со счетов Питера Стивенса, я потеряю все до последнего цента. Джим, тот мог бы это устроить, но Джима давно нет в живых. Ясно?
Яснее не бывает. Деньги как бы принадлежали ему и одновременно не принадлежали. Собственно, так оно и было. Если бы дело, в которое их вложили, лопнуло, Энди оставалось бы только наблюдать издалека, как денежки его тают, о чем день за днем его бы извещали колонки цифр в «Пресс-геральд». Тут нужны крепкие нервы, ничего не скажешь.
– Теперь, Ред, идем дальше. К городку Бакстон примыкает большой луг под покос. Где находится Бакстон, знаешь?
– Знаю, – сказал я. – Рядом со Скарборо.
– Верно. Так вот, на севере этот луг упирается в каменную стену, словно воссозданную из стихотворения Роберта Фроста. У основания стены лежит камень, не имеющий никакого отношения к лугу в штате Мэн. Это кусок вулканического стекла, которым до сорок седьмого года я придавливал бумаги на своем рабочем столе. У стены он появился благодаря стараниям Джима. Под камнем лежит ключ. Этим ключом можно открыть депозитную ячейку в портлендском отделении банка «Каско».