– Вы устали?! – все-таки взрываюсь, на глаза набегают слезы.

Как же хочется все бросить и сбежать. Мне семнадцать, я почти совершеннолетняя. Но оставить маму рядом с этим… кобелем?

Особенно сейчас, когда он говорит, что решил засунуть меня в какой-то концлагерь. Я мало что знаю об исправительных центрах, но разве туда не сажают подростков, влипших в криминальные истории?

Я-то тут причем? Подумаешь, исключили из третьей школы подряд. Да я и учиться там не собиралась. Это все равно что воспользоваться деньгами этого лицедея, признать его превосходство. Ведь школа, в которой я проучилась целую неделю, путь и находится в отдалении от города, является престижной, оттого и платной.

– Пожалела бы свою мать. Она устала воспитывать неблагодарного сорванца без царя в голове. Твои вещи уже готовы, машина ждёт возле ворот, – говорит Давлет без капли жалости. А после делает шаг вперёд, склоняется, я впервые вижу в его глазах эмоцию. Злую радость. – Всем будет лучше, если ты не будешь путаться под ногами.

– Я не хочу уезжать! Не хочу! Ты врешь! Все врешь!..

Это становится последней каплей. Меня прорывает. Я уже не контролирую свои действия, бросаюсь в сторону Давлета, но едва ли что успеваю сделать. Он заламывает мне руки за спину одним лёгким движением и снова тащит к выходу. Я пытаюсь вырваться, извиваясь дикой кошкой, кричу, захлебываясь в рыданиях, зову маму, но все тщетно — наши силы неравны. И дело не только в физическом преимуществе: мой голос в этом доме никогда ничего не значил.

– Нет, нет, нет… – твержу обескровленными губами, смотря через окно автомобиля, в который запихнул меня Давлет. Мне не выбраться, двери тут же заблокировал услужливый водитель, от которого меня отделяет перегородка. И все, что я могу — жалобно скулить, чувствуя, как мое сердце разрывается изнутри. Смотреть на то, как машина увозит меня от потрепанного, но чрезвычайно довольного собой Давлета и мамы, услужливо подоспевшей его обхаживать.

"Я им не нужна. Никому не нужна", – проносится разрушающее осознание в голове, перекрывающее собой все вразумительные мысли.

Лишь спустя полчаса дороги, что тянется куда-то далеко за город, вдоль лесной полосы, слезы высыхают, стягивая нежную кожу щек. Голова проясняется, я обращаюсь к водителю, который сохранял ледяное молчание на протяжении моей истерики, прося телефон. Но он не отвечает, даже не дёргается, будто и нет меня вовсе.

Это злит и отрезвляет одновременно. Руки сжимаются в кулаки, я делаю глубокий вдох и продолжительный выдох.

Как бы не было мне грустно от того, что больше не увижу своих друзей и родных, это абсолютно не значит, что мной можно так просто пренебречь.

К тому же, мне абсолютно точно не место среди отбросов. Именно поэтому я добьюсь своего исключения, доведу каждого преподавателя до состояния непереносимости своего имени.

Трепещи, Кингдом, Маргарита Градова уже близ...

Мысль сбивается, из-за того, что машину заносит на повороте. Мне приходится вцепиться в ручку, чтобы не упасть.

– Можно поаккуратнее? – требовательно вопрошаю, привычно не получая ответа.

Но это ничего. Я им ещё покажу. Всем покажу.

3. Глава 2. Рита

Дорога до Кингдома занимает весь оставшийся день и целую ночь, поэтому у меня достаточно времени, чтобы многое переосмыслить. Однако большая часть воинственного настроя разлетается на части уже на подъезде к будущему месту моего пребывания. Исправительный лагерь выглядит не то чтобы уныло, а… сверхуныло!

Небо затянуто серыми тучами, по земле из леса, что окружает лагерь, стелется вязкий туман. Нескольких мрачных серых корпусов, раскиданных по обширной территории, огорожены высоким забором с металлической проволокой. Водитель останавливается у КПП, и я вижу, с каким недовольством встречает нас усатый дядька в темной армейской форме.