В ответ на ее реплику страдальчески закатываю глаза. Никак не могу приучить себя запоминать имена обслуживающего персонала. Да и надо ли оно мне?

– Миха, ты вчера что, мои вещи не сдал? – недовольно интересуюсь я у соседа по комнате.

Отдал же ему вчера свои шмотки, точно помню, и велел передать коменде!

– Да, сдал, всё как ты и просил, – лениво потягивается рыжий. – Антонина Николаевна, наверное, тебя с кем-то перепутала!

– Ничего я не перепутала! – комендантша упирает руки в боки. – Вы не сдали рубашку! Я что, за каждой вашей вещью бегать должна?

– Ах, рубашку, – я недовольно морщусь, вспоминая, в какой безобразный комок из чернил и перьев превратила её новенькая. – Ну, с рубашкой не получится, я её потерял. Выдайте мне, пожалуйста, новую.

– Потеряли? А по-моему, вы страх потеряли! Здесь вам что, магазин? – начинает наезжать на меня коменда, и я недовольно морщусь.

Ладно имена требуют запоминать, но наглости-то откуда столько? Мне иногда кажется, что на работу обслуживающим персоналом в Кингдом берут только тех, кто абсолютно ничего не знает о банальном уважении.

Если бы такое попробовала устроить одна из горничных в моём доме – сразу бы вылетела на улицу. А здесь…

– О! Антонина Николаевна! – из душа выходит бодрый и радостный Дамир.

Без одежды, разумеется.

– Тьфу, Губайдуллин, как вам не стыдно ходить раздетым?! – коменда отворачивается от накаченного тела моего кореша и тут же направляется к выходу. – Самая отвратительная комната! А на вас, Громов, я буду жаловаться директору! Будете знать, как терять казённые вещи!

– Ваше право, – холодно отвечаю ей я, с удовольствием захлопывая за ней дверь.

Идиотка! Из-за какой-то несчастной рубашки ввалилась с утра в комнату и устроила тут бардак! Ненавижу, когда что-то идёт не по моему плану!

За завтраком в столовой я с удовольствием отмечаю, что новенькую всё так же продолжают травить. Пусть она и не особо сопротивляется, я вижу тот особый блеск протеста в ее взгляде, главное, что делает это молча. И не влезая в мою жизнь.

"Страдай, Градова, за все неудобства, которые мне причинила!" – думаю я, довольно улыбаясь.

Однако очень скоро у меня напрочь пропадают поводы для радости. Потому они, эти самые неудобства, появляются там, где их не ждали — на большой перемене меня вызывают в кабинет директора.

– Антонина Николаевна подала жалобу на то, что вы, Ярослав, теряете казённые вещи, – седовласый Олег Юрьевич жестом предлагает мне сесть в кресло напротив его стола. – Сами понимаете, такое в Кингдоме недопустимо, поэтому вас ждёт наказание.

– Да этой тряпке цена — не больше косаря. Хотите, я всё возмещу? – предлагаю я рациональное решение проблемы.

А в мыслях костерю новенькую на чем свет стоит.

Вот надо было так подставлять?

– Запомните, Громов, не всё в этом мире покупается и продаётся, – поджимает губы директор. – Чтобы впредь вы лучше заботились о своих вещах, на ближайшие две недели я лишаю вас встреч с родными.

– Но, Олег Юрьевич… – начинаю было протестовать я, но директор кивает в сторону выхода.

А после утыкается в монитор своего компьютера и больше не обращает на меня никакого внимания.

Я раздражённо вскакиваю с кресла, не обращая внимания на пытающуюся утешить меня секретаршу Марь Сергеевну, выбегаю из директорского кабинета, и со всей силы впечатываю кулак в стену коридора.

Как же всё здесь бесит! Бесят мерзкие цвета интерьера, бесят тупая коменда и тупой директор, которые вне Кингдома даже одним воздухом бы со мной не дышали, а тут возомнили себя невесть кем! Ничтожества, самоутверждающиеся за счёт того, что могут командовать теми, кому в реальной жизни могли бы только прислуживать!