Овсянка, перловка, пшенка? А как насчёт все и сразу? И специй побольше! Местные мастера своего дела будто специально портят блюда, чтобы нам жизнь мёдом не казалась. Уж с этой задачей они справляются на "ура".

В столовку я захожу в прескверном настроении и… как вишенка на торте — на меня налетает какая-то идиотка. С подносом наперевес!

– Какого… – срывается с уст ругательство, поскольку сок отвратительно-красного оттенка опрокидывается на меня, впитываясь в полы пиджака и растекаясь бурым пятном по рубашке. И без того натянутые нервы издают предупреждающий "дзыньк". – Ты совсем берега попутала?

Эта маленькая дрянь не спешит с ответом. Стоит истуканом, опустив пустую голову, делая вид будто вот-вот расплачется. Хрупкие руки, удерживающие поднос, слегка подрагивают.

Обычно со мной такие трюки не срабатывают. Я прекрасно знаю, какие здесь собрались люди. Однако, сколько не пытаюсь напрячь мозг, никак не могу вспомнить эту девчонку. И что-то во мне все-таки надрывается. Я делаю шаг назад, чтобы внимательно рассмотреть ее лицо, скрытое длинными черными волосами.

Но она опережает меня.

– Упс, – девчонка поднимает голову, уверенно ловя мой взгляд. В оленьих глазках нет и малой толики раскаяния. Напротив, незнакомка вдруг растягивает пухлые губки в насмешливой улыбке, от которой меня нехило начинает штормить.

Эта дрянь ещё смеяться надо мной вздумала?!

– И это все, что ты можешь сказать? – холодно интересуюсь, заламывая бровь и чувствуя как в венах закипает кровь.

– Извиняться не буду, ты сам налетел на меня.

Я улыбаюсь. Кровожадно. На ее тонкой шее ещё нет галстука — значит точно новенькая. Ненавижу новеньких. По большей части потому что каждый раз приходится объяснять все по-новой.

– Позволь тебе кое-что прояснить, – резко хватаю ее за плечо, проталкивая в сторону колонн у входа. Поднос из дырявых рук девчонки окончательно вываливается, оставляя ее без завтрака. Но ничего, сама виновата.

– Эй, культяпки свои убр…

– Тебе слово не давали, – брезгливо заявляю, чувствуя руками как напряглось тело девчонки. Собирается отбиваться? Смелое решение, но бесполезное. – Ты вообще знаешь, кто я?

– Очередной напомаженный говнюк? – лицо брюнетки искажается в гримасе злости. Тонкий вздернутый носик нелепо морщится. – Или, может быть, внебрачный сын сутулой собаки?

Дерзит? Мне? Это она зря. Последний, кто общался со мной так нагло, месяц пролежал на больничной койке.

Я сильнее сжимаю ее плечи, чуть встряхивая девчонку, отчего ее голова, как болванка, ударяется затылком о каменную поверхность.

– Да не знаю я, кто ты! – шипит, вероятно, от боли она. Глубокие карие глаза метают искры, а уста вновь растягиваются в бесячей улыбке. – И мне абсолютно пле-вать.

– Решила бросить мне вызов? – вопрошаю я насмешливо, переходя на притворно ласковый тон. Рука сама тянется к ее голове. И вот в них уже вороная прядка волос, которую я без зазрения совести пропускаю между пальцами, чуть оттягивая. Словно проверяя на гладкость. – А не боишься, что твои прекрасные куцые локоны, скажем, сгорят до самых корней, оставляя прекрасный ожог на твоей черепушке? Кстати, увлекаешься шрамированием?

– Руки от моих волос убрал! Иначе я…

– Тише, новенькая, – я не даю девчонке договорить, оставляя ее прическу в покое и прикладывая палец к мягким очаровательным губам. И почему они идут в комплекте с дрянным языком? – Не нужно говорить того, о чем обязательно пожалеешь.

До слуха доносится суета, гомон, какие-то возгласы. Кажется, мы привлекли слишком много внимания. Никто бы из наших ни за что не посмел нарушать воспитательный процесс моего авторства. Никто, кроме…