– Миха, заткнись, меня и так к унитазу тянет при виде столовской еды, а тут ты ещё со своими червяками, – Алекс запускает в рыжего первой попавшейся под руку подушкой. – Ещё раз пошутишь про жрачку — убью, честное слово!

– Твари, а ну положили мою подушку на место! – из душевой выскакивает недовольный Дамир, все так же без одежды, и кидается на резвящихся с его постельной принадлежностью пацанов.

"Дурдом на выезде, психи на природе!" – проносится в голове мыслишка.

Все оставшееся время я собираюсь на автомате, уже привыкнув к будничной рутине. Пара десятков утренних отжиманий для разминки, душ, облачение в форму. Натягивание на шею удавки в виде красного галстука, от одного взгляда на который возникает желание использовать его не по назначению. Кто вообще додумался внести в устав лагеря этот дико неудобный аксессуар?

За раздражением я пропускаю мимо ушей то, как в комнату успевает постучаться наша главная по нашему этажу и по совместительству классуха — Оксана Олеговна. Так она каждый день сообщает о пятиминутной готовности.

– Слышь, Дамир, ты не торопишься одеваться, потому что ждёшь, пока классуха к нам заглянет? – только услышав фирменный стёб от Михи и приглушенную ругань нашего здоровяка, я покидаю душевую комнату, освобождая место для остальных ребят.

Опоздать на завтрак — не беда, ведь обязательная явка в столовую не прописана в уставе. Однако ходить голодным до самого обеда никому не хочется. Особенно мне: живот во всю урчит, выдавая мой пропуск ужина, а сбитые костяшки на кулаках ноют после горячего душа. Видимо, не стоило вчера задерживаться с преподаванием урока "манер" для очередного зарвавшегося засранца. Но если не я, то кто?

Именно поэтому выхожу из комнаты в коридор первым, не дожидаясь пацанов. Не маленькие, сами дорогу найдут.

Пока иду вдоль коридора, никак не могу выбросить из головы навязчивый мотив из песни Киша: "Темный, мрачный коридор, я на цыпочках, как вор…"

И причиной этому служат стены! Душные, мерзкие, какого-то неясного серо-буро-коричневого оттенка. Если в нашей комнате стены цвета глаз мёртвой рыбы, то в коридоре – цвета трупных пятен.

Сколько бы здесь не пребывал, все никак понять не могу: почему все в Кингдоме словно создано для того, чтобы подорвать желание смотреть на жизнь в позитивном ключе? Неужели так сложно было покрасить стены в нормальные цвета? Все же мы золотая молодежь, а не какие-то люмпены. Предки отваливают нехилые суммы за наше здесь "отбывание срока". Куда уходят эти деньги? На что?

– Доброе утро, Ярослав, – приветствует меня Оксана Олеговна, с которой я сталкиваюсь у самой лестницы. Она как раз стучится в одну из последних дверей.

Я молча киваю ей, по большей части будучи благодарным за то, что эта прелестная женщина — единственный человек, относящийся к своей работе с должной ответственностью. У нас в Кингдоме мало поводов для радости. И, пожалуй, наша классная — одна из немногих, кто сопутствует им.

Хотя как по мне, Оксане Олеговне с ее внешностью вообще не место среди нас. Красивая, умная, статная, с копной длинных темно-русых волос. Ей бы мужика найти да жить себе припеваючи, а не услаждать взоры малолетние приступников, которым только и дай повод походить без трусов на манер Дамира. Глупая — одним словом. Будь моя воля, я бы не за какие коврижки сюда не работать не пришёл.

"У нее, по крайней мере, точно был выбор, в отличие от всех нас", – делаю неутешительный вывод, ещё на подходе к столовой угадывая, что будет на завтрак. Помещение буквально благоухает отвратительным ароматом каши. Или, как ее горделиво называют сами повара Кингдома — произведением гастрономического искусства.