– …Свидетелей ночного боя не осталось, но сган ницав… э-э… нынешний шеф-суперинтендант полиции Беэр-Шебы, а в то давнее время – сопливый курсант, легко реконструировал события. Караван попал в ловушку! Фидаины-таки перебили его охрану, но та дралась отчаянно и умело, и многих египтян забрала с собой. А потом… – Рута насмешливо улыбнулась. – Можно себе представить, до чего ж разозлился командир ДРГ, обнаружив в кузовах не ящики с золотом, а бочки с обыкновенной, как ему казалось, водой!
– Кстати, – усмехнулся Олег, – фидаины далеко не ушли – по пути в Газу их перехватил и пострелял израильский спецназ. А сегодня… Можно сказать, что история с нападением на мафиозный караван, что случилась сорок два года назад, наконец-то закончилась – мы нашли «караван-вожатого». Вильфрида Дерагази.
– Могу добавить, – разлепил я губы, – что его убило осколками гранаты из РПГ-2, а взрыв обрушил песок – и похоронил Дерагази.
– Собаке – собачья смерть, – тяжело упали Наташины слова.
Глава 4
Среда, 26 марта. Поздний вечер
Израиль, окрестности Беэр-Шебы
– Хороший сюжет, – одобрительно кивнула Гребешкова, и добавила со смешной гордостью: – Я первая читаю Лёнины сценарии! Даже делаю пометки на полях… Да нет, ничего серьезного, просто правлю иногда речь персонажей. Вот, скажем, роль простой деревенской бабы – и вдруг она говорит академическим языком! Ну, не может же быть такого? Согласитесь!
– Соглашусь, – улыбнулся я, подбрасывая в костер пучок сухих веточек акации. Те разом вспыхнули, занялись, расширяя колеблющийся круг света – и сдвигая, уплотняя тьму.
Огонь горел и в самом лагере, и окрест – разбрелась киноэкспедиция, романтический настрой одолел…
Хотя причем тут романтика? Ближе к ночи стало реально холодно – пустыня остывает быстро. А живое пламя не только греет, но и манит, зачаровывает.
Люди тянулись к колыханью пляшущих протуберанчиков, так уж издревле повелось – у костра ночуешь без опасу, хищные твари стороной обходят «огненный цветок»…
– Знаю, интеллигенция морщится от местечковых выражений… – развивала свою тему Нина Павловна, зябко кутаясь в наброшенную на плечи куртку. – Ну, так в них же самый сок! Цветенье языка! Даль, почему-то, не стеснялся простой речи, а сейча-ас… – она обреченно повела кистью. – Как не откроешь нынешние словари – сплошной гербарий!
– Усушка и утруска, – хмыкнул я.
Тут дверца «штаб-салона» распахнулась, вытягивая длинный желтый отсвет, и жалобный голос Гайдая воззвал:
– Нинок!
Гребешкова тотчас же подхватилась, добродушно и чуть смущенно бурча:
– Ничего без меня не может… Иду-у!
Поворошив прогоревшие ветки, я осмотрелся, но моих девчонок не углядел. И отправился на поиски.
Больше всего народу собралось у притухшего костра, что разжигали между стоянкой и лагерем – «звезды» да «старлетки» пекли картошку. На белом фоне палаток я различил демонический силуэт Мсряна, осиянный зловещим багрецом тлеющих углей, и фасонистый профиль Самохиной. Кто-то бубнил:
– Раньше я смеялся над бабушкой – она свято верила в жизнь вечную и бессмертье души. А теперь я ей завидую…
– Да чему там завидовать? Тренькать на арфе и лицезреть лик Господа бабушке твоей все равно не доведется – и руки, и глаза останутся с бренным телом!
– А-а! Да не оттого зависть, что она в рай попадет, а я… хм… в другое место. Просто баба Тома не боялась смерти, и померла с улыбкой!
– А тебе страшно?
– А тебе?
– Еще как! Что ж ты хочешь… Небытие пугает!
– А я вот тоже верю… Немножко.
– Душа – это информация!
– Анечка, инфы без носителя не бывает!
– Здрасьте! А радиоволны?