– Так это и есть носитель!

– А-а… Ну, да, вообще-то…

– Ух, горяченькая!

– Да подожди ты, сырая ж еще!

– Норма-ально! Эх, маслица нету… Сейчас бы располовинить картошечку – и ломтик внутрь! М-м…

– Да ты у нас гурман!

– А то…

Обойдя дружную компанию, я перевалил песчаный холм, шелестевший пучками иссохшей травы, и улыбнулся – у небольшого трепещущего костерка сидела Наташа. Слабое пламя то высвечивало красивое лицо, то нагоняло на него тень.

Подкравшись, я опустил руки на плечи Талии. Подруга даже не вздрогнула, лишь прикрыла ладонями мои пальцы.

– Грустим? – я присел рядом на округлый, словно окатанный в реке камень, ноздреватый и все еще отдававший накопленное за день тепло.

– Чуточку, – Наташа легонько приткнулась к моему плечу. – Дерагази… Это было так неожиданно… Изя обметал мумию, а я весь процесс на камеру снимала, как только не выронила… – длинно вздохнув, она сокрушенно покачала головой. – О, как же я хотела встретить этого мерзавца раньше – и выговориться, выкричаться! А теперь… А что теперь? Всё уже… Зато в душе столько мути поднялось, и никак не осядет…

Мой вздох был полон непритворного сочувствия – знаю, как оно бывает по жизни. По двум жизням…

Я обнял Наташу за плечи, вглядываясь в потемки. Хамсин, вроде, утих над Беэр-Шебой – зловредная пыльца рассеялась помаленьку, и проглянули звезды.

Зря пустыню обзывают унылой, нет, есть в ней и красота своя, и даже очарование. А уж какая ночью опускается тишина – небывалая, неземная…

«Ну, только не в эту ночь!» – шорохи и веселые смешки выдали чье-то приближение.

– Не пугайтесь, – сказала тьма голосом Инны, – это мы!

– Учтите, сидячих мест нема! – отозвался я строгим голосом кондуктора.

– А мы с собой принесли! – хихикнули в ответ.

Рита с Инкой примостились на хлипкие фанерные ящики.

– Хорошо сидим!

– Мы, вообще-то, Наташку искали, – «главная жена» осторожно заерзала на шатком седалище. – А то пошла-а куда-то, одна, и вся такая подавленная…

– Как пюре, – натужно пошутила Талия.

– Это ты из-за этого… – вполголоса спросила Инна. – Из-за Дерагази?

– Да наверное… – промямлила Наташа, непроизвольно напрягаясь. – Представляете, я до сих пор «Лезвие бритвы» не читала! Так только, пролистала местами… Как попадется его паскудное имя, так у меня внутри всё прямо переворачивается!

Она смолкла, и в зыбкой тишине были слышны лишь смутные голоса за холмом, да потрескивание костра. Я крепко задумался, глядя на пламенеющие язычки, а Ивернева заговорила, глуховато и негромко:

– Мама рассказывала, как Ефремов приезжал к нам… Целый вечер просидел, всё выспрашивал – и записывал в тетрадь. Мамулька ничего не скрывала, просила только, чтобы Иван Антонович изменил в романе ее имя… Впрочем, вру – ни писателю, ни даже мне она так и не открыла, как Дерагази сумел завлечь ее в свои темные дела. Моя мама… Она сама родом из сибирских казаков с Алтая, из Шерегеша. И звали её вовсе не Наталья Черных, а Таисия Абрамова…

Наташа отстегнула подвеску, и протянула мне.

– Те самые серые камни… Князь Витгенштейн купил эту вещь у Денисова-Уральского… Только автор «Лезвия бритвы» немного напутал. Я читала пролог, там он пишет, что подвеску украшал ярко-желтый топаз, а это неверно… – Талия проговаривала слова замедленно, словно оттягивая неизбежное признание. – Тот ювелир… Он использовал только русские самоцветы, а желтые топазы добывают в Бразилии. Здесь вот – уральский гелиодор. Красивый, правда? Его еще «золотым бериллом» называют…

Я задумчиво держал украшение на ладони, покачивая так, чтобы слабый свет костра преломлялся в гранях – крупный гелиодор будто копил в себе чистое янтарное сияние, а льдистые серые кристаллы рассыпали неожиданно теплые выблески.