– Ага… А ночью плюс четыре было – в холодильнике теплее!

– Пустынная специфика! – щегольнул словцом «Стивен Фокс».

Тут моя лопата ударилась о твердое, и я замер. Осторожно сгреб податливый песок – и свету открылись белые ребра, обтянутые желтой кожей. Заступ рассек и кожу, и ошметки выцветшей ткани.

– О-о! – округлил глаза Андреас. – Alles kaputt…

– Ох, и ничего себе… – выдохнул Виторган. – Изя! Тут захоронение!

– Где?! – протолкавшись, Динавицер жутко посерьезнел. – Та-ак… Хм… Мелковато… Может, паводком размыло? Ну-ка… – забрав у меня лопату, он осторожно разгреб песок. – Олежа, будь другом, сбегай за моим чемоданчиком…

– Щас я!

Видов покладисто испарился. Минуты не прошло, как он спрыгнул в раскоп, протягивая Изе его потертый багаж.

Уловив смущенное выражение на лице Олега, я понятливо улыбнулся. Ну, разумеется…

Вскоре раскоп окружили все наши женщины, включая Нину Павловну и молоденькую звукооператоршу Ирочку. Тихое ойканье и оживленное перешептыванье почти слилось с заунывным ветерком, что перевевал пески.

Изя, впрочем, не обращал ровно никакого внимания на вежливую суету вокруг – он тщательно расчищал «культурный слой» скребком и щеткой.

Ветхий рукав из плотной брезентовой ткани разлезся, почти не скрывая темно-желтую руку, усохшую скрюченную конечность.

– Тут вовсе не древняя могила, – отрывисто сказал Динавицер. – Этой мумии… Ее захоронили лет пятьдесят назад…

Кисточка археолога прошлась по фалангам пальцев, обтянутых пергаментным покровом, и сверкнуло колечко… Нет, это был странный и невзрачный перстень, простенький камушек в дорогой оправе из платины – овальный кристалл хиастолита, распиленный поперек главной оптической оси. На свету заиграл серый крест.

Наташа, неожиданно вскрикнула. Бледная впросинь, она стояла на самом краю раскопа, и чуть не упала. В последнюю секунду женщина извернулась – спрыгнула неловко, а я метнулся навстречу, бережно хватая «Талию» за талию.

– Что с тобой, Наташка? – встревожился я. – Ты вся дрожишь!

– Это он! – выдохнула женщина, не отрывая глаз от мертвой руки, словно завороженная тусклым блеском кольца.

– Кто?

– Вильфрид Дерагази!

Там же, позже

– Чертов, чертов отморозок! – яростно шептала Наташа, с ожесточением разгребая песок. – Это по его вине я росла без отца! Да что – я?! Мама всю свою жизнь была несчастна из-за него! Ксеноморф паршивый… Убить его мало!

На секундочку освободив одну руку, я погладил подругу по напряженной спине, и она всхлипнула от мгновенной ласки.

– Хорошо, хоть песок… – пропыхтела Инна.

– Миш, тут какие-то железяки… – подала голос Рита.

– Где?!

– Вот…

Я осторожно закопался, выуживая из сухого песка ломаную трубку с огрызками стабилизаторов.

– Ага… – протянул, соображая. – Похоже на пороховой двигатель… Ну, да. РПГ-2, наверное… Граната угодила в склон, осколками посекла Дерагази – и завалила песком…

Я привстал, выглядывая в сторону лагеря – там горели огни и громко играло радио. А над пустыней густели сумерки. Жара спадала, и ветерок делался знобким, обещая ночной холод.

Рута с Олегом отъехали в Беэр-Шебу, повезли мумию Вильфрида нашего, Дерагази, а я с девчонками трудолюбиво копался в песке и пыли, надеясь отыскать вещи убиенного.

Сумрак наливался чернотой, надежды таяли…

Три грации, стоя на коленях, ссутулились в изнеможении.

– Может, глубже копнуть? – чуть виновато спросила Инна.

– Да нет… – вяло откликнулась Наташа. – Темно уже…

– Возьмем фонарик! – выпрямилась Рита, но сразу сникла.

Потянулась пауза. Насторожившись, я различил шорох, и на лиловом фоне небес прорезалась темная фигура. Харатьян? Эшбах?