Я останавливаюсь, опускаю руки и смотрю ему в лицо:

— Хочешь мне высказать что-то? Ну так давай, ни в чем себе не отказывай.

Зря я так…

Не надо было при гостях. Но и я ведь не железная!

У меня и так неспокойно внутри, так еще и Фил подливает масла в огонь.

— Кать, прости, — он сдувается и больше не выглядит воинственно настроенным.

— Я домой поеду, — разворачиваюсь, собираясь уйти.

— Подожди, — просит меня, но я не оборачиваюсь, и Филипп просто берет меня за руку. — Я тебя отвезу.

Я сейчас очень уязвима, и каждое слово Филиппа, любая тень недовольства слишком сильно задевает, но тем не менее руку я не вырываю — не хочу привлекать внимания.

Когда мы подходим к столику, Ярослав уже разговаривает с другим гостем, Тимура нет.

— Ярослав, а где мама? Я хотела попрощаться, мы уезжаем.

— Она в уборную пошла, Кать.

Отворачиваюсь к Филу:

— Я отойду.

— Конечно, — и, чтобы сгладить неловкость, целует в щеку.

Ухожу в сторону дамских комнат, заглядываю туда, но маму не нахожу.

Придется вернуться. Я толкаю дверь в коридор и ударяю кого-то.

— Черт, прости… те.

Тимур потирает ушибленное плечо и смотрит мне прямо в глаза.

— А если нет? — спрашивает насмешливо. — Если не прощу?

Он стоит слишком близко для, по сути, чужого человека.

Ну и что, что сводный брат? Когда мама сошлась с Яром, Тимуру было двадцать, он даже не жил с нами — так, иногда оставался ночевать.

По факту он чужой мне.

Все, что нас связывает, это общее прошлое, которое для него стало мимолетным влечением, а для меня болью на всю жизнь.

Уверена, самовлюбленный засранец даже не догадывается о моих чувствах.

Я впервые за долгие годы так близко к нему.

Он будто бы такой же, но совсем другой. Запах, аура — все мрачнее, тяжелее. И тем не менее доверчивое сердце, которое так ничему и не научилось, тянется к нему, признавая своего.

Отшатываюсь от Тимура. Ни к чему это.

— Что ж, тогда… — прикладываю палец к губам, принимая задумчивый вид. — Тогда, думаю, мне будет абсолютно плевать. Я ищу маму, не видел ее?

— Нет.

— Ладно.

Обхожу его. Бежать! Подальше и побыстрее.

— Как ты, Катя? — звучит неожиданно серьезно мне вслед, и я торможу, останавливаюсь как вкопанная и медленно оборачиваюсь.

На лице Тимура совершенно иное выражение, без напускного веселья.

— Зачем тебе это, Тимур?

— Я ничего не знаю о твоей жизни, — он разводит руками. — Ты же в курсе, на работе нам нельзя было даже имен называть. Мне интересно, как ты жила эти шесть лет.

Невольно подхожу и отвечаю тихо:

— Ты хотел спросить, как я жила после того, как ты спал со мной месяц, а после оставил деньги на экстренную контрацепцию? Сказал, что ребенок тебе не нужен и вообще ты уезжаешь чуть ли не навсегда и чтобы я не ждала? — все-таки не сдержалась…

— Кать, — смотрит на меня тяжело.

— Так вот, я не ждала тебя, Вахтин! — меня трясет, и я не могу остановиться, за что тут же ненавижу себя. — Мы с Филиппом уезжаем, я только найду маму и попрощаюсь с ней.

— А со мной ты прощаться не хочешь?

— А с тобой я уже давно попрощалась, Тимур.

Не дожидаясь ответа, быстрым шагом возвращаюсь в зал. Мама сидит за столом, рядом Филипп и Ярослав. Беседуют о чем-то.

А ведь когда-нибудь правда раскроется…

Что я буду делать после этого?

— Мам, мы поедем, — наклоняюсь, целую маму, прощаюсь с Ярославом.

Выходим с Филиппом из ресторана. Он уже привычно открывает мне дверь и придерживает за руку, помогая сесть.

Фил ведет автомобиль спокойно и размеренно, а я смотрю в окно на неоновые вывески, которыми заполнен наш город.

За яркими красками — безразличие и равнодушие. Такое же, как и в глазах Тимура.