И погнала меня. Сказала, что это лечебное учреждение. Не поликлиника. Что посторонним здесь нельзя. Я взяла люльку - не оставлять же её здесь и пошла на улицу. Устроила младенца в своей машине. В её сумке предусмотрительно и смесь и памперсы, и очень по Яриковски - пачка сигарет. Одну я достала, вышла из машины и закурила. Дым, как ни странно, успокаивал, хотя может это просто самовношуение. 

— Будем ждать? - спросила я сама у себя и покосилась на младенца.

Катя спала. Я подумала, что скоро она захочет есть. Потом какать. И проводить все манипуляции в машине, которая все ещё пахнет кровью моего сына, как минимум не гигиенично. Нужно ехать домой. Везти туда девочку. Ждать звонка. Постоянно бороться с желанием позвонить самой. 

На переднем пассажирском сиденьи лежал термос. Я открыла его, налила чая в крышку. Горячий ещё. Закрыла глаза сделала глоток - смородиновым листом пахнет. Летом. И наконец - разревелась. А в тон мне, словно поддерживая, тихо заплакал младенец. 

12. Глава 11. Яна

Ребёнок предсказуемо обкакался. На удивление - руки все помнили. Правда удивилась, доставая девочку из люльки. Вместе с ней она казалась увесистой, а без неё - пушинка. 

Ничего руки не забыли. И голову придерживали на автомате, и несли уверенно, удобно. Свернула подгузник, выбросила, слава богу запасные есть. Искупала. 

Непонятно - нравится ли мелкой вода. Вытянулась стрункой, напряглась, кулаки сжала, глаза свела на переносице. Смешная. Странно, но возня с ребёнком успокаивала. Отвлекала. Сейчас бы металась по квартире, то и дело смотрела на часы, порывалась звонить, а скорее всего просто сидела бы в машине возле больницы, словно кому-то от этого легче станет. А теперь вот - подгузник меняю. И поражаюсь тому, какие дети бывают маленькие. И отвыкла, и не был мой таким, сразу родился крикливым увесистым богатырем.

Есть ребёнок пока не просил - лежал себе, смотрел сосредоточенно в пространство. Я вышла в коридор - куртка моя лежит прямо на полу. На ней - засохшие, бурые уже пятна крови. Меня снова тряхануло, бросила её скорее в машинку, с глаз долой и включила самый длительный режим стирки. К тому времени младенец начал кряхтеть. Не плакать, а именно покряхтывать и брови хмурить.

— Есть хочешь? - спросила я. 

И сама себя одернула - начала с ней разговаривать. А потом со стороны посмотрела на ситуацию и отпустила нервный смешок. Такое ощущение, что я с младенцем воюю, а это уже не в какие рамки. Да и нет у меня с ней ничего общего. Сейчас прослежу, чтобы ничего с мелкой не случилось и просто верну обратно. 

Малышка сосала бутылочку. Я не удержалась и тихонько потрогала мягкий пушок на голове младенца. Лёгкий. Молоком пахнет. Девочка-одуванчик. Нет, она не вызывала у меня приступов любви или умиления, но… Младенцы умели трогать, а сейчас наедине с самой собой можно было не притворяться больше. 

Трубку в больнице не брали. Звонить на сотовый сыну или Ярославу я опасалась - они там важными делами занятыми. Девочка сосала, а я набирала номер раз за разом и наконец добилась успеха. 

— Я по поводу Ильи Ларина, - торопливо сказала я. 

Себе я фамилию поменяла, взяла мамину девичью. А вот с Ильёй вышла засада - сделать это без разрешения его отца я не могла. Что-то подсказывало мне, что Ярослав не будет в восторге от этой идеи, и искать его, спрашивать позволения я не стала. Так мы и жили с Ильёй, с разными фамилиями. 

— Всё с ним хорошо, - сообщила женщина. - Под капельницей лежит. Поспал даже. Не переживайте. 

Легко сказать - не переживайте. Но ситуацию я отпустила, немного расслабилась. Ребёнок, словно почувствовав это тоже успокоился. Уснула, даже кулаки наконец разжались. Одну ладошку я тихонько потрогала - тёплая. Пальчики тоненькие. Ногти не мешало бы подстричь, да то уже не моя забота.