Мне хотелось не любить этого ребёнка. Может даже, ненавидеть. Но… Не выходило. Даже брезгливости не было. Она слишком мала для столь сильных чувств. Все, что я чувствовала - лёгкое любопытство и досаду. 

— Удивительный ты ребёнок, - сказала я шёпотом. - Моего приходилось по часу держать на груди, чтобы уснул, или наматывать многокилометровые круги по парку с коляской. 

Наверное - на отца похожа. Он тоже молчит и все в себе прячет. До последнего, пока поздно не станет. 

Потом прошёл ещё час - и я решилась было ехать. Ребёнок беспроблемный, поспит в машине, но совесть мучила. Я тянула-тянула и не знала как быть. Решил все телефонный звонок сына. 

— Мама! - сказал вполне бодро уже он. - Мне телефон мой дали! 

— Здорово, - обрадовалась я. - А как ты себя чувствуешь? 

— Мне на ногу наложили швы! Я тебе потом покажу. Шрам будет! — и столько восторга в голосе, что я чуть не разревелась от облегчения. Что ребёнку мои страхи? А он продолжил. — Мне кровь наливают. Папину! 

— Переливают, - поправила я на автомате. 

И только потом поняла. Папину кровь. Вот оно и началось… Уже папа. Мне стало неожиданно горько и обидно, я снова покосилась на спящего младенца. Сморгнула слезы. 

— Тебя завтра ко мне пустят, - успокоил сын. - А деду позвонить можно? 

Я представила, что сейчас он приедет. Обязательно приедет. Возможно не скажет ничего, но смотреть будет многозначительно. Я знаю, что он только добра мне желает, мой отец, только наше мировосприятие несколько различается. 

— Не нужно! —с жаром сказала я. — Расскажем когда заживёт. 

— Хорошо, - со смехом согласился отлично знающий деда Илья. 

Мы поговорили ещё немного. Илья объяснил, что капельницу с кровью ему ещё раз поставят. И что спать очень хочется и вставать не разрешают, пока - даже в туалет. Я до безумия была рада, что с ним хорошо все, но представляла, что он один там, в этих казенных серых стенах и сердце сжималось. 

— А папа? - немного споткнулась на этом слове, но продолжила. - Папа твой где? 

— Он приходил, а потом ушёл, - сообщил сын. - У меня тут только чужая девочка на соседней кровати. 

Я покосилась на младенца - чужая девочка у меня тоже имелась. Илья рассказал о том, что папа показал ему шрам на спине. И сказал, что шрамы украшают мужчину. А потом кто-то из персонала велел закругляться. У меня сердце сжалось, но разговор пришлось прервать. 

Я растерянно на часы посмотрела - уже темнеет. Набрала номер Ярослава, думаю, уже можно, но он не брал трубку. Катя снова проснулась и уставилась на лампу, этому ребёнку очень нравилось смотреть на свет. Мне эгоистично не хотелось возиться с нею, поэтому я свет выключила, в надежде, что она уснет снова. Тогда девочка нашла глазами светящийся дверной проем. 

Я закрыла дверь в коридор. Проверила домофон, включён ли, я часто его выключала, ребята звонили Илье без остановки. Все нормально. Проверила телефон, чтобы был на полной громкости. Оставлять ребёнка одного было боязно - он чужой, ненужная мне ответственность, за чужого всегда страшнее. Я пристроилась рядом, так, чтобы спинка кресла загораживала меня, и рассеянный свет телефона и принялась с него читать. 

Странная малышка молчала, даже не слышно, как сопит, наверное, уснула. У меня сна не было ни в одном глазу - кошмарный выдался день. Я прокручивала его и так, и эдак, думала, как лучше рассказать отцу, чтобы не звучало слишком страшно. Иногда звонила Ярославу. Трубку не брал. 

Уснула я нечаянно. Сама не заметила даже. Снился мне, предсказуемо, Илья. Он маленьким был совсем, месяца два, может три. Я его несла на руках, а он такой тяжёлый, просто невыносимо, мои руки затекают и немеют. Илья плачет, наверное, голоден. А может ему больно? Я знаю только, что мне его нужно нести дальше. На его плач грудь наливается молоком и болью, я чувствую, как на мне мокнет футболка.