Довериться — значит снова стать уязвимой, снова дать кому-то власть над собой, над своим счастьем, а я уже поклялась себе, что никогда больше этого не произойдёт. Я научилась быть сильной, быть независимой, и этот страх потерять вновь обретённый покой держит меня на расстоянии, не давая сделать последний, решающий шаг навстречу.

Ленка продолжает ворчать, её голос звенит с лёгким раздражением:

– Олька, ну сколько можно тянуть? Ты сама себя мучаешь, а Владислав, похоже, мужик нормальный. Понимаю, конечно, после того урода трудно, но не все же такие!

Подруга качает головой, но в её глазах сквозит глубокое понимание, хоть и скрытое под насмешливым ворчанием. Она видит меня насквозь, знает мои страхи, мою боль, и от этого мне становится чуть легче.

Я улыбаюсь уголками губ, кивая. Лена права, но сердце всё равно цепенеет при мысли о доверии, словно покрытое коркой льда. Это не просто рациональный выбор, это инстинкт самосохранения, выработанный годами страданий.

– А как у тебя с твоим новым знакомым? Андрей, кажется? – перевожу я тему, чтобы отвлечься от своих терзаний, перевести стрелки внимания с себя.

Ленка пожимает плечами, её лицо принимает задумчивое выражение, словно она пытается разгадать сложную головоломку.

– Пока непонятно, – произносит она неуверенно. – Первый раз идём на свидание в пятницу. Но он какой-то… мутный, – она морщится, словно пробуя что-то на вкус и находя это неприятным. – И не по зубам мне, что ли? Чувствуется порода в нём, деньги у него явно есть, а это ж всегда страшно. Сколько акул вокруг такого будет крутиться? Зачем ему бесприданница из детского дома, да ещё и бариста? – говорит она, её голос полон сомнений, а в глазах читается глубокий комплекс неполноценности, вызванный её прошлым и социальным положением.

Моя милая подруга не верит в себя. Не верит, что может быть достойна кого-то "выше" себя, заранее рисуя в голове сценарии отвержения.

Я качаю головой, не соглашаясь с этой самоуничижительной оценкой. Меня всегда бесила эта её привычка обесценивать себя, на которую, увы, я и сама иногда поддавалась.

– Лен, не говори так, – стараюсь вложить в свой голос всю убеждённость. – Если его только твоё происхождение волновать будет, то он дурак. Настоящий, законченный. Я честнее и порядочнее тебя людей не встречала, а это дорогого стоит. Красоток и акул, конечно, вокруг много может быть, но вот искреннюю и чистую любовь, верность, надежный тыл, которой ты можешь показать, он фиг где найдет.

Я говорю это с жаром, пытаясь достучаться до неё, до её запрятанной неуверенности. В этот момент я почти верю в свои слова, в эту идеализированную версию мира, где доброта и чистота важнее денег и статуса.

– Хотя…

Я вдруг осекаюсь. Собственные слова отдаются во мне горьким эхом. Антон. Мой собственный пример — живое доказательство обратного.

Где моя "чистая любовь" и "порядочность" помогли мне? Да нигде.

– Как показывает практика, можем идти мы со своей любовью… – я делаю паузу, осознавая всю иронию ситуации. – Как-то не очень я тебя поддержала, да?

Мы обе смеёмся. Смех получается нервным, с привкусом горечи, но в то же время он разряжает обстановку. В этом смехе — наше общее понимание суровой реальности, где не всегда справедливость торжествует, и где даже самая чистая любовь может быть растоптана.

Я собираюсь продолжить свою нравоучительную тираду, когда нас обеих прерывает звонкий, счастливый голос:

– Мамочка, ты уже пришла?!

5. Глава 5

Прежде чем я успеваю отреагировать, из комнаты вылетает маленький вихрь. Ко мне подбегает моя доченька, моя маленькая принцесса, и с радостным писком запрыгивает мне на колени.