– Привет, Оля, – произносит он, и в его голосе звучит та самая, непринужденная теплота, будто мы не виделись буквально день, а не целую вечность.
Ни грамма удивления, ни малейшего намёка на то, что наша последняя встреча была катастрофой. Это была интонация давнего, доброго знакомого, который просто заглянул на огонёк, без всяких задних мыслей. Словно и не было между нами ни пропасти предательства, ни обломков когда-то общего мира. Как будто мы просто хорошие друзья, которых разлучили годы, но вот теперь они снова встретились за чашкой кофе.
Его слова звучат как издевательство, как насмешка над всем, что было, над всей той болью, которую он мне причинил. Так и тянет, не сдержавшись, бросить в ответ: «Да пошел ты!»
Но я сдерживаюсь.
– Я задала вопрос, – повторяю я, ещё холоднее.
Мой взгляд скользит по его безупречному костюму, тёмной ткани, что облегает широкие плечи, по явно дорогим часам, поблескивающим на его запястье. Богатый, успешный, как всегда. Ни капли раскаяния в глазах, ни тени сожаления.
Только вот это напускное дружелюбие, которое бесит меня до глубины души.
– Чем могу помочь?
В глазах Антона вспыхивает что-то похожее на… удивление? Нет, скорее, острый интерес, смешанный с лёгким недоумением.
Конечно, я посмела не быть вежливой, не радостно заглядывать ему в рот, как это было когда-то. У меня появился характер. И это, кажется, его по-настоящему интригует, вызывает в нём почти спортивный азарт. Он явно не ожидал такой реакции от «той самой Оли».
– Я… э-э… заказывал торт, – говорит он, и его голос, до этого такой уверенный, становится чуть более растерянным, словно он внезапно потерял нить разговора или столкнулся с чем-то неожиданным. – На имя… на имя Романова. Антон Романов.
Мои губы трогает горькая усмешка. Романов. Так вот оно что. Конечно. Заказы принимаю не я, этим занимаются девочки, а иначе…
Если бы я только знала, что это его заказ, я бы… я бы подсыпала туда мышьяка! Или, на самый крайний случай, пургена, чтобы он наслаждался своей идеальной, беззаботной жизнью, сидя на своём золотом пьедестале.
Или просто плюнула бы в крем, когда никто не видит. Но нет, я же старалась. Выводила каждый завиток крема, подбирала оттенки шоколада, чтобы всё было идеально. Глупая привычка делать свою работу хорошо, вкладывая в неё всю душу, даже если адресат этого не заслуживает.
Я опускаю взгляд к журналу заказов, чтобы не смотреть на него, чтобы не видеть его отполированное, равнодушное лицо. Пальцы едва заметно дрожат, когда я листаю страницы, и это чертовски меня бесит.
Мне кажется, он видит эту дрожь, и поэтому я чувствую себя уязвленной. Меня раздражает его присутствие. Каждая секунда, которую он проводит здесь, в моей кофейне, кажется вторжением, осквернением всего, что мне дорого.
Он — последний человек на земле, которого я бы хотела видеть, последний, с кем я бы хотела хоть раз пересечься.
– Антон Романов, – повторяю я, находя его заказ в списке. Мой голос сухой, деловой, без малейшего оттенка личного. – Торт «Шоколадная фантазия», вес три килограмма. Верно?
– Да, всё верно, – его голос снова обретает привычную уверенность, словно секундное замешательство исчезло без следа. Он наклоняется чуть вперёд, опираясь на холодную поверхность прилавка, сокращая расстояние между нами. Его взгляд, кажется, пытается заглянуть прямо мне в душу. – Сколько лет…
– С вас восемь тысяч триста рублей, – перебиваю я, отрезая ему путь к любым воспоминаниям, к любой попытке начать бессмысленный диалог. Я не дам ему ни единого шанса на ностальгию