Я резко поднимаюсь, стул с грохотом отъезжает назад, привлекая внимание пары за соседним столиком, но мне плевать. Я уже ничего не стесняюсь.

– У нас с тобой, – я делаю акцент на этих словах, словно отрезая последние ниточки, связывающие нас, – разные воспоминания про это "неплохо". Я вот помню слабого мужика, который с радостью пользовался моей поддержкой и помощью. Который взлетел с моей помощью. А теперь сидит здесь и делает вид, что он сам всего добился в этой жизни, один, – голос мой становится чуть тише, но от этого только злее. – Предлагай свои подачки другим, Антон. Тем, у кого, возможно, от твоих финансовых возможностей закружится голова. Тем, кого не будет смущать, что рядом с ними просто кошелек, без души, без принципов, без совести. Меня ты не интересуешь ни как мужчина, ни как спонсор.

Достаю из сумки и бросаю ему на стол тонкую папку. Она падает с глухим стуком.

– Изучи и подпиши всё, – говорю я, глядя ему прямо в глаза, полные, кажется, удивления и замешательства. Наконец-то я вижу в нём хоть что-то, кроме наглости. – Подпиши, и мы больше никогда не будем иметь ничего общего. А после этого я надеюсь, больше никогда не видеть тебя.

Я разворачиваюсь и решительно ухожу, не дожидаясь его реакции, не оглядываясь. Дверь ресторана захлопывается за моей спиной и я, наконец, выдыхаю, расслабляясь.

11. Глава 11

Антон

Папка падает на стол передо мной с таким звуком, будто она нажала на спусковой крючок. Громкий щелчок разрезает тишину дорогого ресторана, и я остаюсь сидеть за столом, посреди этого пафосного великолепия.

Передо мной целая бутылка "Шато Марго", мерцающая в свете свечей, и ещё нетронутые гребешки с трюфельным соусом, запах которых теперь кажется невыносимо приторным.

Вокруг смеются люди, звенят бокалы, но для меня весь мир словно замирает, оглушенный её последними словами.

Официант, словно тень, бесшумно подходит, его движение настолько плавное, что я почти не замечаю его. Он тянется к папке, которую Ольга бросила на стол, собираясь убрать её вместе с остатками моего несостоявшегося ужина. Но я резко перехватываю её, отмахиваясь от него. Моё терпение на нуле.

– Уберите здесь. И оставьте меня.

Мой голос звучит глухо, я сам себя не узнаю. В нём нет привычной уверенности, лишь сдавленное рычание.

Официант, привыкший к причудам богатых клиентов, молчаливо подчиняется. Исчезает так же бесшумно, как и появился.

Освещение в ресторане, этот приглушенный, обволакивающий свет, который обычно успокаивает, теперь кажется слишком ярким, словно прожектора бьют мне прямо в глаза.

Запахи дорогих блюд и цветов, ещё недавно казавшиеся такими приятными, становятся слишком навязчивыми, душат, вызывают тошноту. Мне хочется исчезнуть, раствориться в этом полумраке, стать невидимым, чтобы никто не видел моего состояния.

Поэтому резко поднимаюсь, бросаю на стол купюры и, подхватив папку, покидаю ресторан. Еду в закрытый частный клуб.

Мне нужно куда-то выплеснуть эту ярость, спустить пар, заглушить этот нарастающий внутренний грохот. На одну единственную стерву. На Ольгу.

Обычно в таких местах я сразу оказываюсь в центре внимания. Ко мне подходят, предлагают виски, сигары, компанию — всё, что душе угодно.

Сегодня я посылаю всех к чёрту, даже не пытаясь скрыть своё раздражение. Плевать на вежливость и репутацию. Я сажусь в самый дальний, самый тёмный угол, где меня никто не побеспокоит.

Вытаскиваю сигару, прикуриваю, и наблюдаю, как клубы едкого дыма медленно поднимаются к потолку, растворяясь в воздухе, словно мои мысли, моё спокойствие.