Кажется, даже воздух в комнате застывает неподвижно, изумлённый тем, как глупо я снова сама себя подставила.

Это дар, Титова! Это дар…

Мне хочется оправдаться и закричать, что это вовсе не то, чем кажется, но, чёрт возьми, как-то слишком много в наших отношениях этого «не то, чем кажется».

Хотя о чём это я?

Никаких отношений между нами нет. Богдан просто меня ненавидит.

Ненавидит, да.

Не нужно быть ясновидящей и уметь читать мысли, чтобы понять это. Ведь все его мысли на мой счёт совершенно красноречиво отражаются сейчас на его лице: нос чуть сморщен у основания, губа сложены в кривую линию. Взгляд прищуренный, колючий. И серые глаза сейчас – не меланхоличное осеннее небо, а стальное лезвие скальпеля, препарирующего меня наживую.

У Богдана такой вид, словно ему здесь нестерпимо воняет и его вот-вот стошнит.

Он даже не пытается скрыть презрения.

Холод, сквозящий в нём, проникает под кожу, буравит мясо и вонзается в кости.

И в моей голове не рождается ни единого сценария, в котором Богдан бы согласился выслушать мои сбивчивые объяснения насчёт прошлого. Ни единого.

– Как видите, Богдан Андреевич, всё здесь продумано для удобства и полноценного отдыха наших врачей, – наконец откашливается Олег Викторович, стараясь сгладить неловкость.

Он знает, что мы дружим. Не надумает себе всякого непотребного.

А вот Богдана в обратном будет очень сложно убедить.

– Да уж, – хмыкает Ларионов. – Миленько у вас тут.

Богдан бросает последний шипастый взгляд в мою сторону, разворачивается и выходит.

Олег Викторович коротко постукивает по часам на запястье, без слов напоминая о том, что скоро начнётся амбулаторный приём.

Дверь захлопывается.

Лицо Богдана всё ещё стоит перед глазами, будто выжженное на сетчатке пятнышко после яркого света.

Сдавленно выдыхаю, отворачиваюсь и зажмуриваюсь.

Зачем он здесь? Зачем жизнь снова сталкивает нас?

Голос Олега Викторовича постепенно удаляется и стихает.

– Да уж, дело дрянь… – Нарушает тишину Рита. – Похоже, он действительно тебя ненавидит.

Расул молча и виновато поджимает губы, будто он только что всё испортил.

Тянусь по дивану к пачке с печеньем, зло засовываю одно в рот. Жую, не чувствуя вкуса.

– Всё, – категорично отрезаю. – Я больше не хочу это обсуждать.

Рита размыкает губы, чтобы что-то сказать, но я уже вылетаю из сестринской.

По коридорам клиники тянется лёгкий запах антисептика. Привычный, почти успокаивающий, хотя сегодня он совершенно не помогает.

Я спускаюсь на первый этаж в клинику. Сегодня у меня только амбулаторный приём. Это значит, что я могу отвлечься и заняться делом, за которое я цепляюсь, чтобы чувствовать себя нужной.

На ресепшене Оля передаёт мне ключи.

– Вы сегодня в первом, Евгения Сергеевна.

– Спасибо. Запись плотная?

– По завязку, – Оля склоняет голову к плечу. – Это ещё если внештатно не придут.

Натягиваю на лицо профессиональную улыбку.

Мои девочки-постоянницы, как птички, уже сбились в стайку у кабинета.

– Здравствуйте, Евгения Сергеевна! – Тоже улыбаются.

Кто-то с пузиком беременным уже, кто-то с эндометриозом…

На отсутствие пациентов мне жаловаться не приходится.

Открываю дверь.

– Ну, кто там у нас первый сегодня?

Работа начинается, а вместе с ней – возможность хотя бы на время забыть о присутствии Богдана в стенах этой клиники.

***

Подбиваю собранный анамнез в электронную историю болезни и отправляю в общую базу.

В дверь стучат.

Устало потягиваюсь, разминая затёкший позвоночник и плечи.

– Входите.

– Здравствуйте! – Скромно топчется на пороге девушка. Новенькая. Раньше её у себя не видела. – Я Долгорукова. На пятнадцать тридцать.