— А лицензий вас лишили потому, что…

— Я ничего не знаю о содержимом пропавшего дела из “Грант и Доун”. Но да, это событие послужило причиной, по которой все юристы, работавшие в фирме, потеряли лицензии.

— Вы пошли добровольцем в частную военную компанию, так? Хотели отомстить за несправедливость? Воевали все семь лет?

Он начал терять терпение, но женщина, державшая подотчётным всё правительство, только приподняла бровь. Альберту показалось на секунду, что её следующей фразой будет: «Что вы себе позволяете, Лаккара? Родителей немедленно в школу!», и градус раздражения понизился, дав простор другому чувству. Возможно, в этом был секрет её успеха? Она относилась к членами правительства, сенаторам и министрам, как к нашкодившим школьникам, играя на заложенном в них с детства инстинкте: страшнее строгой учительницы зверя нет.

— Да. Я собрал множество свидетельств о правонарушениях в Аппайях, но долгое время не мог дать им ход. Сначала отстраивал родительский дом, который разбомбили федералы. Сейчас мне кажется, эта история волнует меня одного.

— И всё же мы наблюдали за вами. Джулиус Доун всё ещё значимая фигура, хоть давно и отошёл от дел. Однако пропавшее дело…

— Повторяю, мне ничего не известно об этом деле. А если бы и располагал какой-то информацией, не имею никакого права её разглашать.

— Вы — не корыстный человек, и вам сложно признать, что не все разделяют ваши идеалы, — заметил Селорми. — однако ваши действия в своё время ещё и поставили МакВитторсов и Стюартов в совершенно идиотское положение. Украденные документы нанесли удар по Стюартам: не только по кошельку, но и по самолюбию. Вы такого не предвидели?

— Повторю. Я ничего не знаю об украденных документах. Ни их содержание, ни то, какую роль они сыграли.

— Но вы лишились лицензии на долгие годы.

— Как и остальные юристы, работавшие в “Грант и Доун”...

Альберту показалось, они кружат как голодные волки. Ищут пробоины в его защите.

Селорми попытался задать следующий вопрос, но Сидней остановила его лёгким взмахом руки, словно говорила: «Погодите, погодите, вы ещё не всё знаете».

— Мистер Лаккара, надо отдать вам должное — без вашего упёртого копания история со «Святой Анной» никогда не получила бы огласку. Вам известно, как мы работаем? Небольшой экскурс, если позволите. Существует несколько типов аудита, которые проводит наше учреждение. Финансовый — в первую очередь, когда мы проверяем счета, сводим актив с пассивом, чтобы убедиться, что они верно отражают финансовое положение компаний, попавших в наше поле зрения. Затем так называемый перформанс-аудит: мы проверяем, следуют ли члены правительства существующим рекомендациям, придерживаются ли в своих действиях буквы закона, в порядке ли вся необходимая документация. И, наконец, судебный аудит: когда мы начинаем проверку на наличие доказательств, которые впоследствии будут использованы в суде. Если вам так много известно об интернатах “Святой Анны”, наименование “Катамарка” тоже должно быть вам знакомо.

Альберт вздрогнул. К этому повороту его ничто не подготовило, и он вспомнил зеленоглазую девочку, кружащуюся в каком-то трансе в белой комнате, и странный штрих-код на её бедре.

— Я был там, — глухо ответил он.

— Были в Катамарке?

— Был в интернате в Норид-Авеллине. Там проводили эксперименты над детьми. Никто из них не остался в живых. У меня нет никаких документов, свидетельств — ничего.

Сидней подалась вперёд:

— Значит, вам известна эта история?

Известна? В том интернате детей держали за подопытных мышей, а когда что-то пошло не так, целый научный городок сожгли, чтобы концы в воду.