— Их отпустили до утра. Генератор приказал долго жить.

— Что, совсем накрылся?

— Да нет, пап, починят.

Он снял влажное полотенце, которое висело у него на шее, забросил на крючок. Сел за стол, потянулся к миске с блинчиками. На руке под рукавом футболки отчетливо проступили крепкие мускулы. Маше почему-то пришло в голову, что у Яна наверно, такие же мускулы и золотисто-смуглая кожа. Смуглая по сравнению с женской… Только отец был блондином, а у Яна темные волосы. У самой Маши цвет волос и глаз в отца, но кожа очень светлая, как у матери. Тоже рядом с Яном казалась бы почти белой. Да что такое, почему Ян постоянно проникает в ее мысли? И почему родители выглядят такими беззаботными и так внезапно помолодели? То есть, конечно, не кажутся ее ровесниками, но складывается впечатление, что они не намного старше. Красивая пара… Интересно: они занимаются этим всякий раз, когда дочь работает в ночную смену или вчера на них что-то нашло после долгого перерыва? Маша скорее склонялась ко второй версии.

— Машка, ты когда в следующий раз будешь с работы поздно вечером возвращаться? Если в четверг, то я смогу встретить.

— Да не надо, пап, я сама еще пока толком не знаю. У нас последнее время какая-то чехарда. Начальство мечется, все меняет без конца. Сегодня вроде бы должны точный график на неделю объявить, потом скажу. Хотя меня встречать не надо. Тем более…

Маша чуть не проговорилась, что со следующей ночной смены ее собирался встретить Ян. Не из соображений безопасности, а исключительно для того, чтобы пообщаться. Она так и не решилась рассказать родителям о новом знакомстве. Почему-то инстинктивно предчувствовала: они вряд ли будут в восторге.

— В общем, сама доберусь… Или опять стреляли?

— Здесь вроде тихо пока. Но у нас в бригаде говорили, что в пятнадцатом секторе облавы начались со стрельбой. Пришли кого-то арестовывать, а тот не сдался, да еще и в ответ огонь открыл. Отбился и ушел по крышам. Молодец!

— Пап, да что ты такое говоришь?! Он же напал на представителей…

— Ладно, принцесса, я пошутил. Смотри на работе не проболтайся, что твой старый папаша начал бунтовать дома на кухне.

— Ты не старый.

— Маш, я вчера случайно в шкафу нашел один листок. Твой прапрадед написал…

— Это который профессором был?

— Да. Ты ведь знаешь, он когда-то в Падающей башне работал.

— Первый раз слышу. Ты никогда не рассказывал.

— Не может быть. Хотя да, точно. Сергею рассказывал, а тебе нет. Мой прадед был историком, изучал прошлое и студентам лекции читал.

Надо же, Маша только накануне была в Башне, где, оказывается, в далекие времена преподавал профессор Скворцов. Случаются же такие совпадения! Очень хотелось упомянуть об этом, но она вовремя смекнула, что не стоит распространяться о своих вчерашних приключениях. Особенно о ночной пробежке с участием стражника-ветерана.

Отец встал, вышел в коридор, через минуту вернулся с двойным тетрадным листком в руке.

— Вот. Я думал, ничего уже не осталось, а этот листок приклеился к ящику. Прочитай, только руки сначала вытри, это ведь можно сказать, семейная реликвия.

Маша положила на тарелку недоеденный блин, вытерла пальцы салфеткой. Листок был старый-старый, клеточки на нем стали бледными, едва заметными, но крупные размашистые фиолетовые буквы проступали четко.

«Когда-нибудь старушке Земле надоест терпеть неблагодарное человечество. Ураганы и цунами, извержения вулканов и наводнения… Да мало ли бедствий хранится в арсенале до поры до времени? А люди, увлеченные бессмысленными войнами и бесконечным потреблением, заметят опасность, когда уже поздно будет прятаться по благоустроенным убежищам.