– Наверное, нелегко было подобрать скафандр, – осторожно ввернул я.

– Были сложности, – согласилась тетя Оля. – Но чепуховые. В Корпусе Астронавтов крупные экземпляры – не редкость.

– Например, Йенс Роксен, – сказал дядя Костя, ухмыляясь, что твой Чеширский кот.

– А-а, дело прошлое, – отмахнулась она. – Рядом с ним я, по крайней мере, смотрелась естественно.

– Не помнишь, в каком году мы познакомились?

– В тридцать четвертом. Нет, кажется, позже…

– А когда ты узнала, что ты эхайн-полукровка?

– Так ты сам же мне и сказал! И было это… м-м… пять лет назад.

– Четыре, а не пять, – поправил дядя Костя. – Со мной связался один, скажем так, человек и сообщил следующее: Департамент оборонных проектов считает своим долгом поставить меня в известность о том, что среди моих знакомых есть по меньшей мере один эхайн, а если быть точнее, то половина эхайна. К моей чести, спустя положенных для изумления пять секунд я осведомился: уж не о субнавигаторе ли галактического стационара «Кракен» Оленьке Лескиной речь? После чего настал черед моего собеседника удивляться, и удивление это отняло у него существенно больше времени, нежели у меня. Опять же, к его чести, он не унизился до расспросов, каким образом я пришел к столь верному заключению. Это было очевидно: в моих знакомых числится только один человек безусловно эхайнских статей.

– Этого твоего собеседника звали, часом, не Иван Петрович Сидоров? – спросила мама, хмурясь. – Не Джон Джейсон Джонс?

– Нет, – возразил дядя Костя. – Его зовут Людвик Забродский. Во всяком случае, таково его подлинное имя, но допускаю, что при определенных обстоятельствах он может называть себя иначе.

– И как же этот Забродский вычислил вражескую лазутчицу в наших рядах? – осведомилась мама.

– Очень просто. Эхайнский генотип в ту пору уже стал известен…

– … и очередное медицинское обследование наконец-то дало ответ на старый вопрос о причинах Оленькиного замечательного роста, – закончила фразу мама.

– Зато поставило перед Департаментом оборонных проектов новые вопросы, – сказал дядя Костя. – На которые они не могут дать исчерпывающего ответа до сих пор. То есть, кое-что им удалось установить. В службу эскорта представительства Федерации во Вхилуге был внедрен агент эхайнской разведки. Звали его действительно Антон Готтсхалк. Доклад, а скорее всего – само открытие доктора Лескиной представляло для эхайнов безусловный интерес, потому что их генотип, по понятным причинам, очень близок к нашему, а значит биохимические процессы развиваются по тем же правилам. И, кстати, появление нашей Оленьки на свет божий – тому яркое свидетельство. Эхайнский агент легко сблизился с Майей Артуровной, наверняка получил доступ ко всей информации об открытии, после чего с легкой душой и приятным ощущением исполненного долга исчез навсегда.

– Подлец! – с театральными интонациями произнесла тетя Оля. – Обольстил бедную девушку… поматросил и бросил!

– Господи, Ольга! – вдруг всплеснула руками мама. – Это и в самом деле безнравственно! Они попросту провели над твоей матушкой генетический эксперимент…

– Не думаю, – сказал дядя Костя. – И вот почему. По сведениям все того же Департамента, эхайны не проявляли к судьбе маленькой Оленьки никакого интереса. Они вообще о ней не знали! И эти сведения достоверны. Согласись, что так генетические эксперименты не ставятся. Думаю, что эхайн-разведчик просто использовал близость с доктором Лескиной как формальный прием для извлечения информации. Либо же… если Майя Артуровна в ту пору была голубоглаза и светловолоса, как и Ольга, то он серьезно увлекся ею и наверняка впоследствии сожалел о мимолетности этого романа.