Виталина, до умопомрачения красивая, ладная такая, с нежной бархатистой кожей. А как доверчиво жалась ко мне! Мать вашу! Я ко всякому привык за годы службы. И отпуска по–разному проходили. В конце концов, я не юнец, чтобы секс-марафоны на воле устраивать, пар и в зале можно спустить, и на стрельбище.

Но блондинка эта, хрупкая, домашняя, которую хочется задвинуть себе за спину и уберечь от всего мира, а затем залюбить ночью до потери пульса…

Пожалуй, никогда не испытывал настолько болезненного желания обладать кем-то. И, мягко говоря, подобное меня не обрадовало. Для воина нет ничего хуже собственного бессилия против обстоятельств. И, по–хорошему, – надо брать руки в ноги и давать драпу.

А ее эти дефиле?! С ума совсем сошла, Осечка! Так дразнить голодного зверя! И ведь Витюхой ее не случайно назвал, – пытался сам себе желание отбить. Не помогло. А эти ее кружева красные… Видел же, как смущалась…

Дебил. Поступил, словно урод распоследний. И ведь никогда не был таким. Для меня любая женщина, даже последняя шлюха – богиня. И не потому, что отец по сей день носит на руках мать, а, скорее, из-за двух малышек, подрастающих в отчем доме. Надеюсь, к ним будут относиться так же.

Теперь же мне больно не от желания, хотя оно никуда не пропало, а от осознания, как сильно я обидел Виталину. Даже мое черствое, каменное сердце сжимается, при одном лишь взгляде на блондинку. Словно маленький ребенок, сжавшийся в клубочек, сидит у меня на руках, прижимается, дремлет. А красивое лицо, грустное настолько, что вот смотрю на малышку и понимаю, ну никак нельзя мне ее трогать. Хоть ты сдохни, а все равно нельзя. А вот помочь ей в жизнь влиться – необходимо.

Укачиваю и бормочу, рассказывая о своей жизни то, что Осечке можно знать. В конце концов, по паспорту, пусть это и фикция чистой воды с подделкой печати и свидетельства, Стечкина – моя жена, а значит, имеет право знать, какой я.

Чувствую, проснулась, пробую поговорить с ней, извиниться. Только блондинка еще сильнее закрывается от меня.

– Отдай меня маньяку, пожалуйста, – вдруг раздаются звуки, больше похожие на шелест сухих листьев. Должно быть, Виталина хочет пить. – И просто уйди.

Сейчас она мне остро напоминает одну девушку, такая же потерянная, обиженная и одинокая. Только у Ангелины был (да и чего уж там, по сей день есть) Степка, который свое никому в обиду не даст. А Осечку могу защитить только я.

– Никогда, – срывается быстрее, чем я успеваю подумать.

Имбицил. Разве можно давать девушке подобные обещания?! Не с моим образом жизни.

(Примечание автора: Ангелина и Степан - герои молодежного авантюрного приключения "Любовная афера")

– Пойдем тебя кормить, салага, – шуточно обращаюсь к слишком притихшей девушке. – После Аркашинских сборов есть надо за троих, иначе все эти чудо-травки “собственноручного сбора” долго-долго выводиться будут.

Возмущенная мордашка выныривает из пледа слишком близко к моему лицу. Я, с какой–то маниакальной жадностью наблюдаю, как розовые губки приоткрываются, только звука не слышу. То ли уши заложило, то ли… Ах ты, ж мать вашу!

– Сейчас, водички попьем. Извини дурака.

Вместе с девушкой на руках встаю и, словно танк, пру на кухню. Прямо на стол опускаю свою ношу. Квартирку я изучил еще вчера, заодно заказал продукты и кое-что для себя – меня ведь не предупреждали, что придется жить у всех на виду, еще и с женщиной под одной крышей. Поэтому без проблем нахожу чашку и наливаю в нее горячую воду из кофемашины. Затем разбавляю бутилированной и туда же отправляю ложку мёда.