Ответить мне нечего, потому что, как оказалось, этот мерзопакостный мутант видит меня насквозь. Нет смысла притворяться и дальше. Плохо. Очень плохо. Значит, придется срочно менять стратегию. Но мне однозначно этот Тесак необходимо обтесать! А иначе не уживемся мы на одной жилплощади. Не было ещё такого, чтобы Стечкина подстраивалась под кого-то против воли! А уступать ЭТОМУ! Я! Не намерена! Быстрее гора придет к Магомеду, чем я решу сдаться первой.

– Ну, что ты, дорогой. Мои мужья знали, что нужно делать с женщиной.

– Ага, именно поэтому у тебя за плечами аж три развода, – фыркает нахал. – А мы – женаты, вместо обычного контракта. Мне вот думается, что все дело в куче твоих комплексов и заморочек…

Чувствую, что начинаю закипать, но держусь. Всё же, годы тяжелой работы с историческими архивами, наконец, дают свои плоды.

– О, простите, герр Фрейд, – наиграно делаю реверанс, и ведь хотела сказать хер, но передумала. – Не признала вас в этом дрянном теле. Ну и потаскало же вас в этой жизни! Мои соболезнования!

– Все сказала? – скалится Гробников, отчего у меня холодеет всё внутри, а по спине начинают бегать противные мурашки. – А теперь слушай сюда, – голос звучит ниже, и, я бы даже сказала, пугающе. – Ты – замкнутая домоседка, причем, настолько, что даже с соседями не ладишь. Живешь здесь еще с тех пор, как бабушка болеть начала. К родителям ездишь не часто, потому что не любишь бывать среди людей. Работаешь удаленно. Девственности лишилась в браке с Анисимовым.

Каждое сказанное им слово – не в бровь, а в глаз. Четко, прицельно и… больно.

– По количеству пройденных обследований в твоей карте, могу сделать вывод, что чрезмерно мечтаешь о ребенке, – продолжает свою атаку Тесак, безжалостно расстреливая меня добытыми откуда-то фактами. – Но, видимо, недостаточно сильно, дабы пересилить собственный эгоизм и усыновить кого-то. Такие как ты, как правило, не жалуют секс ради удовольствия, и, стало быть, резиновый друг сразу отпадает. Как и тампоны, ведь из-за них может развиться инфекция, а ты ведь так хочешь родить… И да, я знаю твой цикл. Сегодня день овуляции. Кстати! Хочешь, помогу тебе по доброте душевной?! Уж мои-то бойцы твою яйцеклетку завалят!

Уши закладывает, потому что мои глаза все еще видят, как шевелятся губы Тесака. Шею словно стягивает удавкой – каждая попытка сделать вдох не приносит облегчения. Тело немеет и я понимаю – здравствуй, истерика! Сколько лет, сколько зим?! Давно мне не было так… Больно. Ан-нет. Никогда. И именно сейчас почему-то мне хочется… умереть. И я радуюсь, когда понимаю, что проваливаюсь в темноту.

Мне снится моя любимая бабушка Маша. Я ведь очень сильно скучаю по ней… Помню, как в этой квартире стояла качалка. Как же часто бабушка укачивала меня на руках! Нет, я единственный и залюбленный ребенок в своей семье, просто так сложилось, что самым близким моим человеком была именно папина мама. Остальных представителей старшего поколения я и не помнила, хотя, дедушку Мишу точно застала – он умер, когда мне исполнилось пять. Мама родом из Украины, с папой они познакомились на море. В общем-то, после этого он и увез с собой любимую женщину. Вообще не помню, чтобы ее родные хотя бы раз к нам приезжали. Да и в гости не звали. Видимо, папа им не понравился. Хотя, разве Адам Михайлович, обаятельный и очень добродушный мужчина, внимательный и остроумный собеседник, и просто очень хороший человек может кому-то прийтись не по вкусу?! Бог им судья.

Очевидно поэтому я и потянулась к единственной мудрой женщине в семье. Вот и сейчас мне кажется, словно бабушка снова укачивает меня на руках, сидя на том самом кресле. Как же я плакала, когда пришлось его выкинуть, словно, последнюю ниточку, связывающую меня с детством. В принципе, я никогда не испытывала тягу к каким-то вещам. Но качалка… Просто бабушка умерла прямо в ней, под любимую передачу “Следствие вели… с Леонидом Каневским” (которую я по сей день смотрю, словно это важно) и спицами в руках, чтобы довязать мне шерстяные носки дома ходить. Никогда не выносила тапочки.