Я сам к нему рванулся в свой черед,
>127 Чтобы обнять его по-братски тоже…
Но все ж обнять не мог его… О, Боже!
О, тени бестелесные! Всех вас,
>130 Бесплотных, видеть может только глаз,
Но осязать мы вас не в состоянье!..
Напрасно я руками до трех раз
>133 Хотел его обвить, но то желанье
Желаньем и осталось: обнимал
Один я только воздух и сжимал
>136 На собственной груди своей я руки…
Как мысль, неуловимый, или звуки,
Бесплотный дух передо мной стоял…
>139 Тогда от удивленья, может статься,
Я стал бледнеть, в лице своем меняться,
И, на меня бросая добрый взгляд,
>142 Тень начала безмолвно улыбаться
И тихо отодвинулась назад,
Но я не перестал к ней подвигаться,
>145 Желая дальше следовать за ней.
Но тут она меня остановила
И кротко надо мной проговорила,
>148 Чтоб далее не шел я. Звук речей
Открыл мне имя тени той прекрасной,
Ожившей снова в памяти моей.
>151 Я умолял, чтоб этот призрак ясный
Не уходил, просил позволить мне
Поговорить с ним вместе в тишине.
>154 И тень тогда мне тихо отвечала:
«Тебя люблю я нынче, как тогда,
Когда мой дух плоть смертных облекала,
>157 А потому могу я без труда
На краткий срок с тобой остановиться.
Но ты, ты сам, скажи – идешь куда?»
>160 «Я, мой Козелла{223}, должен возвратиться
Туда, откуда я пришел сюда.
Но как ты здесь? Могу ли не дивиться,
>163 Что ты до этих пор не впущен был
В желанную обитель очищенья?»
И призрака ответ я уловил:
>166 «Еще в том нет большого оскорбленья,
Что тот, который может всех впускать
И не пускать{224}, мне не дал разрешенья
>169 На пропуск, пожелавши отказать
В моей мольбе… и было бы безбожно
Корить его за то, что невозможно:
>172 Не каждому дается благодать.
Три месяца он пропускал свободно
Всех тех, кто мог сюда вступить
>175 С душевным миром… Так ему угодно.
Так, наконец, и я был принят им,
Когда пришел к тем берегам морским,
>178 Где воды Тибра солоны бывают.
Теперь к тому он устью полетел,
И там-то многих призраков сбирают,
>181 Которые не сходят в Ахерон…»
И я сказал: «Когда Небес закон
Тебя воспоминаний не лишает
>184 И песни невозвратных уж времен
Тебе доныне петь не запрещает, —
Их некогда, забывши труд и сон,
>187 Я слушал, все невзгоды забывая, —
Молю тебя, о, спой одну из них,
Мое страданье песней усмиряя:
>190 Ведь и теперь, в мир тишины вступая,
Во мне страданья голос не утих».
И песню друга слушать стал тогда я:
>193 «Любовь со мной в виденье говорит…»{225}
Так он запел, и звук той песни дивной
Еще доныне сладостно дрожит
>196 В моих ушах молитвою призывной…
Мой вождь, и я, и призраки толпой
Внимали звукам песни той святой…
>199 Толпа восторгом новым упивалась
И в ту минуту только отдавалась
Напевам сладкогласной песни той,
>202 Как будто бы все души позабыли,
Под обаяньем звуков неземных,
Все то, что занимало прежде их…
>205 Тем пением увлечены мы были,
Как вдруг маститый старец закричал:
«Что вижу пред собою? Это вы ли,
>208 Вы, души нерадивые?.. Настал
Давно ваш час! Бегите же, бегите
Вы на гору и там с себя снимите
>211 Скорее ту ненужную кору,
Которую вам боль не позволяет
Теперь носить…» Как поутру
>214 Станица голубей свой корм сбирает,
И близкое присутствие людей
Их в этот час нисколько не пугает,
>217 И лишь потом та стая голубей
Неторопливо дальше улетает,
Так точно в этот час толпа теней
>220 Отхлынула от нас, забывши пенье,
И путь к горе направила вперед.
За ними в то же самое мгновенье
>223 Мы подвигаться стали в свой черед.
Песня третья
Оба поэта пошли далее, чтобы подняться на гору и, найдя предприятие это трудным сверх всякого ожидания, глубоко призадумались. В это время некоторые души сообщили им, что, повернув назад, они найдут более удобный подъем. Путники последовали этому совету, после чего Данте ведет беседу с Манфредом.