– Не-не, ты не давишь.

Наконец, мы встаём с дивана, я отношу бокалы на кухню, а Ника забирает и ставит их в посудомойку. Нам немного неловко, потому что за один вечер произошло событий, которых бы хватило на несколько серий мыльной оперы. Только жизнь – не сериал, а мы – не актёры.

– Где бы снять этот дурацкий костюм, – ворчу, впервые в жизни нерешительно берясь за пуговицу на кушаке и молнию на ширинке, затем нервно смеюсь. – Мне немного неловко, – признаюсь Нике.

– Ой, снимай, где удобно, – махает она рукой, – можешь на кресло бросить.

В постель я ложусь в одних боксерах, ныряю к Нике под одеяло, а она вырубает настольную лампу и поворачивается ко мне лицом. Я привлекаю её к себе, обнимая за талию, а затем целую в губы: очень аккуратно, очень осторожно, чтобы не распалить нас сверх меры.

– Ника, ты только не грузись сильно, – говорю чуть позже, – мы со всем справимся. Я… я буду о тебе заботиться и не обижу. Ты ведь понимаешь, что я никогда не сделаю тебе больно?

– Я понимаю, – шепчет она так отчаянно, что моё сердце сжимается и пропускает удар. – Только и ты пойми, я сломанная, даже не знаю, можно ли меня починить. Думала, что желания достаточно, но… оказалось, что нет.

– Ты ухнула отчаянно и с головой под воду, – провожу я аналогию, пришедшую мне на ум, – а мы можем действовать медленно и никуда не торопиться.

Притягиваю Нику ближе, целую её тягуче, нежно, будто дегустирую выдержанное вино. Наши языки и губы двигаются лениво, мягко и влажно, практически поверхностно и невесомо. Да, малышка, вот так всё и будет. Я стану лечить тебя, а ты… меня.

– Давай спать, – произношу, отрываясь от её рта.

– Типа: утро вечера мудренее? – усмехается Ника, и я доволен, что она, наконец, расслабилась.

– Так и есть, – подтверждаю и тяну её к себе, чтобы она обвилась вокруг меня: так уютно и привычно, будто мы делали это сотню раз до сегодняшней ночи.

Я не могу вспомнить, когда последний раз засыпал вот так с женщиной, и мне приятно: по-настоящему приятно слышать, как дыхание Ники становится равномерным и глубоким, когда она погружается в сон.

А мне вот не спится: вопреки всему сказанному. Меня мучают вопросы: и к себе, и к ней. Уверен, она не всё мне рассказала. Может, в общих чертах, а мне нужны детали, чтобы разобраться с этим мудаком. Чтобы он никогда не дотянулся до неё. Но ничего я разузнаю.

Завтра мы, конечно, снова поговорим. А потом ещё. И ещё, если понадобится. Будем говорить столько, сколько потребуется. Я не могу потерять Нику, не сейчас. Нет, вообще никогда. Я чувствовал, что то, что поселилось в моём сердце – это надолго. Это навсегда.

Но я не грёбанный психолог или… психиатр. Я даже не понимаю, кто нужен Нике из этих двоих, если придётся обращаться к специалисту, насколько глубока её проблема.

Но я знаю, как обращаться с женщинами, как бы самоуверенно это не звучало. Я изучил их тела, и прекрасно понимаю, на какие точки надавить, чтобы вызвать реакцию. А реакция у Ники была. Отклик и отзывчивость. Если бы этот урод отбил ей полностью желание и влечение к противоположному полу, мы были бы в гораздо худшем положении. А так… мне придётся постараться. Очень постараться. И я постараюсь.

Я не всегда был таким самоуверенным гадом и дерзким наглецом. До окончания школы я особо девушками не интересовался, был сосредоточен на учёбе, а одноклассницы казались мне существами из параллельной галактики. Да, когда я стал постарше, мне хотелось их потрогать и попробовать, что однажды и произошло. А потом я благополучно укатил в Лондон, где встретил её. Стерву, каких мало.