Он не просто для меня закрытая книга. Себастьян — книга из закрытого отдела в библиотеке, куда пускают по специальным пропускам. 

— Влияние. Одна из самых важных вещей в реализации. Ты можешь сделать этот мир лучше. Даже если тебе подвластно лишь небольшое княжество. Или страна на ближнем востоке. 

— Ты говоришь так, словно управляешь миром, а не самым крохотным княжеством в нем, — его ничуть не задевает мое неуместное замечание. 

— Неважно, скольким людям я могу помогать. Для меня важно, что я хочу делать это каждый день. И делаю этот выбор каждое утро. Должно быть, скучная рутина… да? Поэтому не спрашивай, почему я оказался в Вегасе, — удивлена, но чувство юмора у него есть. 

Оно какое-то аристократически тонкое, но все же.  Я не могу перестать улыбаться. 

— Звучит чересчур благородно и сладко. В чем подвох, идеальный мужчина? 

— Мы все с подвохом. Я не идеален, далеко нет. 

— Так, может, поделишься? 

— Я могу, — выдыхает князь, вторгаясь в мое личное пространство. Разрывая его в клочья, вдребезги. 

Один резкий вдох, и он прижимает меня к колонне своими бедрами, своим мощным телом. Сказать, что я оторопела от шока, значит ничего не сказать. 

Я чувствую… дикое приятное волнение и всепоглощающую пустоту одновременно. Стыд и вину. Интерес и желание насолить Коулману. 

— Что ты делаешь? Я… я замужем… и… что происходит? — начинаю паниковать я, ощущая жар, исходящий от сильного мужского тела. Боже, разве меня не должно отвернуть от него? Не отворачивает… Мягко говоря, он мне приятен. 

Значит ли это, что Коулман в объятиях той сучки Леони не так уж повинен? Быть может, человек — по природе своей существо полигамное? 

— Ничего. Просто проверяю, — сглотнув, выдает Себастьян, накрывая ладонью мою шею. Он не сжимает ее, не держит… скорее, обволакивает. Дает мне дышать, не внушая страха. При этом — управляет пульсом, поглощая взглядом. 

— Что, прости, проверяешь таким образом? 

— Химию, — усмехается Себастьян. — Мне кажется, она есть. А тебе? — подразнивающим движением его губы приближаются к моим. 

— Отпусти меня. 

— Ага. Обязательно, — но вместо того, чтобы выполнить сказанное, Себастьян раскрывает мои губы языком и ныряет им в глубь моего рта. Со стоном, я позволяю ему это сделать. Низ живота бешено пульсирует, когда я представляю, какую боль бы причинила эта картина Мердеру. Да… месть — это блюдо, что подают холодным. 

— Забудь о нем, mon ange, — его низкий голос отдается вибрациями на моих губах. Я растворяюсь в поцелуе, принимая, плавясь, погружаясь… мысли исчезают, остаются лишь ощущения. Сплетаются руки и губы, языки. Я отвечаю им, кусая и прижимаясь всем телом ближе, и вновь отдаляясь. Его ладонь все еще на моей шее, а большой палец скользит по пульсирующей вене, но мягко так… безопасно. 

В конце концов, я прихожу в себя и вмазываю вторую пощечину за сегодняшний вечер. Да, князю Монако. Мама рассказывала, что их с отцом знакомство произошло с подобного действия. Очевидно, раздавать оплеухи у меня в крови! 

— Заслуженно, — цедит князь, явно ощущая полное удовлетворение от того, что заполучил желаемое. Как и говорил. 

— Определенно, — отталкиваю Себастьяна, все еще тяжело дыша и часто моргая. 

— Я просто знал, что ты тоже этого хочешь. Чувствовал, — коротко поясняет он непоколебимым тоном, словно несколько секунд назад не стонал в мои губы. 

Проклятье, это было горячо. Очень. Мне и стыдно, и радостно. Может, на Коулмане мир клином не сошелся? Но… не обманываю ли я себя? Вполне вероятно, все это волнение связано лишь с тем, что я жутко хотела сделать ему больно?!