- Молун, я тебе в последний раз говорю - это не чуйка у тебя! Это черви от тухлой рыбы у тебя в животе! Прекращай ее жрать сырой!
- Иди к черту, Ламанд, - буркнул толстяк, ткнув тряпкой в баночку с зеленой пастой. Он приложил ее к клинку и начал мягко натирать. - Мне нравятся сим-ло! Это мое дело, что мне есть! Ты лучше посмотри, как у них лагерь стоит!
- И чего с ним не так?
- Я насчитал двадцать пар ног в их караване. А готовят они, вон, дай бог, на десяток. Котел всего один.
Собеседник хмуро глянул на костер с одним котелком и остальных сидящих у костра воинов. Все молча сидели и поглядывали в костер. Только один суетился с мукой и плоскими камнями.
- Ни разговоров тебе, не шепота. Словно не живые.
Лиманд хмыкнул и махнул рукой.
- Ты воду мутишь. Слишком это глупо, торгашей трясти лишь потому, что кажется.
- Я не прошу тебя трясти этого торгаша. Выставь двойной караул, - произнес толстяк, подняв взгляд от своего отполированного меча. - Двойной с перекличкой.
- Молчун, ты слишком возомнил себя...
- Просто сделай. Пусть я буду толстым трусом, но сделай как говорю.
Старший каравана вздохнул и махнул рукой.
- Будь по-твоему, но тогда не вздумай размахивать кулаками, когда начну рассказывать байки про твою мнительность!
Толстяк насупился, но не стал возражать, косо поглядывая на воинов, сидящих у костра.
- Иди спать, Молчун. Сейчас я подниму еще одного часового и дам указания остальным. - махнул рукой Лиманд. - Чувствую, завтра ребята скажут тебе огромное спасибо!
Толстяк с кряхтением поднялся и убрал меч в ножны.
- Пусть они лучше меня поносят на чем свет стоит, чем смотрят во снах пустыми буркалами.
- Вали уже, - махнул рукой воин. - Накличешь еще беду!
Толстяк удалился к небольшому шатру для офицеров и вскоре в нем скрылся. Второй же воин еще раз взглянул на костер незнакомых торгашей и устало вздохнул. Подняв пиалу, стоящую рядом с небольшим костром, он обхватил ее руками и, морщась от теплоты глиняной посуды, сделал несколько глубоких глотков.
Поставив чашу к костру, старший каравана поднялся и отправился в сторону второго костра, где сидел скучающий воин.
- Рум! Слышишь? - обратился он к воину, который сидел спиной к огню, чтобы не слепить глаза светом. - Я сейчас подниму Рубора. Он сядет на второй костер.
Воин неопределенно пожал плечами.
- Сегодня дежурство с перекличкой. Понял?
Воин снова кивнул, не проронив ни слова. Хотя сам старший списал это на то, что Рум всегда тихо говорил, да и в момент кивка сбоку дунул порыв ветра.
Лиманд сплюнул и отправился в сторону большого приземистого шатра, где спали остальные воины. На подходе к шатру, он насторожился, не расслышав привычного храпа одного из воинов.
- Пьют, дети портовой шлюхи! - яростно прошипел он, активировав походный артефакт-осветитель, после чего рывком отдернул полог шатра, закрывающий вход.
Перед ним предстала картина безумного мастера, залившего все красной краской. Воины лежали на лежаках с распоротыми животами, совершенно бледные. Все подстилки и небольшие, с таким трудом раздобытые одеяла, были залиты кровью. Над трупами в свете магического светильника стояли бледные, почти прозрачные, силуэты мертвецов с оружием в руках.
Лиманд опрометью бросился ко второму костру, словно там он мог найти спасение. Не добежав нескольких метров, он замер, разглядев черный силуэт, который вынырнул из тьмы с другой стороны костра.
- Знаю, убивать на стоянке, у путевых камней - плохая примета, - начал говорить незнакомец на имперском языке. - Но и ты пойми... Не мы такие, такая война.