— То есть ты никогда сам не интересовался мной за эти годы, я верно понимаю?

Боль пронзает грудную клетку. Я перестаю дышать и наконец перевожу на него взгляд, наверняка полный боли и разочарования. Басманов смотрит перед собой. Одна его рука на руле, вторую он ставит на спинку сиденья, где я сижу и поворачивается ко мне.

— Искал. Ты тогда была счастлива с другим… Спустя три года после твоего ухода…

Спустя три года… Да, примерно тогда я впервые решила дать шанс своему одногруппнику. Но наши отношения, если можно так назвать то, что между нами было, не продлились долго. Он понял, что не сможет жить с девушкой, у которой есть ребенок от другого… Сначала было неприятно, даже больно. А потом я облегченно выдохнула, поняв, что это к лучшему. С тех пор я ни разу не думала о мужчинах. Пока не появился Арсен.

— Счастье — слишком громкое слово, Богдан. И мне интересно, что ты такого увидел, раз сделал такие выводы. Но, знаешь, нет… Не хочу что-либо знать. Все-таки ты человек, который ни черта не знает о счастье. Который снова сделал то, что ему выгодно. Ну зачем же тебе девочка, которая задавала кучу вопросов, интересовалась твоим самочувствием, тревожилась, когда ты не появлялся… Зачем? От нее же одни проблемы! Она же постоянно просит отчитаться! А выпустить пар можно и с другой. Ты просто устал, захотел чего-то нового. Ладно бы, если ушел по-человечески. Но ты решил сделать так, чтобы у меня не осталось ни малейшего желания ни видеть тебя, ни слышать.

— Мелисса, — положив руку на мой затылок, сжимает. Не больно, но и приятного ничего нет. Впивается пальцами в мой подбородок, фиксирует голову, заставляет смотреть в его глаза. — Тогда так надо было. Я был вынужден оставить тебя. Иначе не мог. Потому что не хотел, чтобы ты пострадала из-за меня.

— Молодец. Поступил правильно! Ведь я совсем не пострадала! Ни капли!

Басманов выдыхает. Ослабляет хватку, гладит большим пальцем мою щеку. И при этом смотрит так… Что душу наизнанку выворачивает.

— Неужели думаешь, что мне было легко? — хрипло проговаривает Богдан, чуть склонив голову на бок. Морщится как от тупой боли. — Совсем не было, Мелисса. Я оторвал свое сердце вместе с мясом и швырнул в сторону, хоть и совсем этого не хотел. Ведь оно впервые начало по-настоящему стучать. Рядом с тобой…

Всегда жесткий, собранный мужчина, сейчас кажется таким растерянным. Никогда не слышала от него такие слова за то время, что мы были вместе.

— Хватит играть, Богдан. Чтобы ты ни делал, я никогда тебе не поверю. И не позволю, чтобы ты ворвался в мою жизнь. И в жизнь моей дочери. Не хочу, чтобы ты дал ей любовь, заботу… Не хочу, чтобы она привязалась к тебе. Потому что ты потом уйдешь, как ни в чем не бывало. Не позволю, — качаю головой. — Чтобы ты растоптал и ее сердце. Совсем маленькое и доверчивое…

7. Глава 7

Мелисса все говорит и говорит, и каждое ее слово режет по живому. «Не позволю», — звучит в ушах глухо, как приговор. Я смотрю на нее и вижу не просто женщину, к которой впервые за всю жизнь был неравнодушен. Вижу мать, которая отчаянно защищает то, что для нее свято. Я должен злиться, отбиваться, что-то сказать в ответ, но язык не поворачивается, потому что, черт возьми, она права. Я бросил ее. Исчез, когда она нуждалась в ответной любви, заботе. Исчез, зная, насколько сильно она была ко мне привязана.

У меня не было другого выбора. Потому что тогда я действительно думал, что, уйдя, уберегу ее. Однако уберегая от одной боли, я подарил ей другую — ту, которая не отпускает и не лечится временем. И теперь я сижу рядом и слышу, как она боится, что я сделаю то же самое с нашей дочерью.