Лена Голд, Вера Шторм Безжалостный. Вернись в мою жизнь

1. Глава 1

Лена Голд & Вера Шторм

Безжалостный. Вернись в мою жизнь

Переговорная полна света и делового напряжения. На столе распечатки планов, планшеты, контракты, чашки с остывшим кофе. Новые партнеры настроены решительно: обсуждаем строительство нового здания для совместного проекта. Все вроде бы идет по плану, но когда они показывают участок, который выбрали для расширения, меня это цепляет.

Я внимательно всматриваюсь в чертежи. Восточное крыло, рядом с основным въездом — логично с точки зрения логистики, но что-то здесь не так.

— Подождите, — говорю, откладывая документы. Вспоминаю, что тут ещё год назад хотели начать стройку, но потом узнали важную информацию и передумали. — Это место под застройку мне не нравится.

Они удивленно переглядываются, но я не тороплюсь. Формулирую свое мнение четко и по делу.

— Там проходят старые инженерные коммуникации, канализационная магистраль, еще со времен, когда этот район застраивали в сороковых. Есть риск просадки, особенно если нагрузка будет вертикальной и точечной. Мы можем вложиться в фундамент, но это не спасет, если через два года все начнет плыть.

Пауза затягивается. Один из партнеров кивает, второй быстро проверяет на планшете карту коммуникаций.

— Вы правы, — говорит он. — Мы это упустили.

Я предлагаю альтернативу — северную сторону участка, где почва стабильнее, а подключение к сетям будет даже проще. Через пятнадцать минут мы пересогласовываем проект, вносим изменения и подписываем контракт. Сделка состоялась, и, что самое важное — состоялась правильно.

Уже в кабинете, когда остаемся с Янисом, на лицах у нас удовлетворение. Он хлопает меня по плечу, кидает ключи от машины на стол, опускается на диван, а я напротив.

— Поехали отмечать. Думаю, бар на набережной еще держится. Там и поговорим спокойно

— Не вариант, — отвечает Ян, всматриваясь в экран своего телефона. — Айлин не понравится. Лучше поехали к нам. Она будет рада отпраздновать такое важное дело вместе с нами. Кстати, она звонила три раза…

В этот момент резко открывается дверь. Без стука, с характерным хлопком и в кабинет буквально врывается Айлин, жена Яниса. Она бледная, волосы растрепаны, взгляд беспокойный, но не растерянный. Она не смотрит на мужа — ее глаза сразу цепляются за меня.

— Лин, что случилось? — брат сразу встаёт, подходит к ней.

— Все нормально, не переживай, — шумно сглотнув, облизывает пересохшие губы. — Богдан, — говорит она, глядя на меня и делает шаг ближе. Ее голос дрожит, но не срывается, — мне срочно нужно поговорить с тобой. Это важно.

Янис настораживается, я смотрю на нее, пытаясь понять, что за этим стоит. В ее глазах нет паники, но есть что-то хуже — тревога, которая явно уже не первая минута гложет изнутри. Что такого ужасного может произойти, что касается меня?

— Конечно. Присаживайся. Что случилось?

— Мы же в новый сад ехали, чтобы узнать, могу ли я туда двухлетнего ребенка записать, — бросает нервным тоном. — Блин, Богдан! Мелисса случайно беременна не была, когда ты… вы разошлись.

— К чему этот вопрос?

Не понимаю, зачем Айлин вдруг решила открыть эту тему. Но… Она будто сорвала с души занавес и впустила свет, в котором нет тепла. Лицо Мелиссы — чистое, беззащитное, глупо доверчивое — встает перед глазами так отчетливо, словно она стоит в полуметре от меня. Те глаза... такие ясные, будто никогда не видели боли, хотя я точно знаю: она ее чувствовала, и не раз, когда была со мной.

И в ту же секунду меня начинает колотить от нервов и… волнения, которое мне совершенно не знакомо. Я не привык трястись, когда появляются проблемы или же обсуждается тема, которая может сильно изменить мою жизнь. Но сейчас… что-то идет не так. Заводские настройки подводят. В висках звенит, в груди все сжимается, дыхание рвется на части. Я не готов. Не к воспоминанию о ней, не к себе тогдашнему. Это боль, которую я сам выбрал. Сам оставил ее. Сам ушел.

Я тогда Мелиссе ничего не сказал. Хотя должен был дать понять, что так будет лучше, что это единственный выход на тот момент. Ей нужно было жить спокойно, а не утопать в проблемах, которые создались бы из-за меня. Я спасал не нас — я спасал ее от себя. И теперь каждый раз, когда ее образ всплывает в памяти — особенно лицо и глаза — я будто снова стою там, в той гостиной, где произнес вслух свое решение и выбрал исчезнуть.

И что самое хреновое… Ощущение того, что я поступил тогда неправильно, с годами оно стало колючее, острее. Потому что я до сих пор не знаю, простила ли она меня. И не уверен, простил ли я сам себя.