Правда, не так, как «высокое» начальство.
Его я просто боялась.
И была безумно рада, что почти не пересекаюсь с ним, сидя за своей конторкой в углу приемной, чуть отгороженной от всех прозрачной изящной пластиковой «ширмой». Что его слова про то, что с секретарем они практически одна семья были иносказательны. Что это не я выхожу с бледным или посеревшим лицом из его кабинета, не я нервно дергаюсь перед дверями, словно за ними находится электрический стул, а не взбешенный ошибкой начальник. Что это не мне приходится сопровождать его на переговорах или выслушивать все новые и новые требования.
Что я была лишь крохотным винтиком, скрипящим неподалеку от работающего в бешеном темпе мотора, но уж никак не топливом для него и не тем, что этот мотор двигает.
И вот сейчас, когда Веринский потребовал меня в кабинет, я просто не поверила. В ужасе глянула на белую плоскую коробочку, из которой раздался приказ, а потом подскочила, оправила юбку внезапно повлажневшими ладонями, взяла большой блокнот, который лежал на всякий случай в верхнем ящике стола, и чуть ли не бегом отправилась к массивной двери.
Нины Александровны в приемной не было - она часто отлучалась по тому или иному поводу, но это вовсе не означало, что любой мог прорваться на прием. Чтобы попасть в административную зону, сперва надо было преодолеть зону ресепшн с церберами, прячущимися за обликами совершенных созданий, и остаться при этом с руками и ногами.
Веринский не любил, чтобы его отвлекали по пустякам.
И что ему понадобилось?
Глубоко вздохнула и толкнула дверь кабинета.
А потом прошла на середину комнаты и остановилась:
- Вызывали?
- Ага, постоять в десяти метрах от меня, - раздраженно отреагировал мужчина, уткнувшийся в очередные бумаги, - Пройди и сядь.
Я приблизилась к креслу, на котором сидела уже однажды, и постаралась взять себя в руки. Ну, страшнее, чем на собеседовании, не будет.
Я вдруг успокоилась.
А Михаил вскинул голову, медленно обвел взглядом, чуть поморщился - ну и что ему не по нраву?! - и буркнул.
- Стенографией владеешь?
- Н-немного…
Снова раздраженный вздох.
- Нина уехала на пару часов, - ого, неужто мне соизволили объяснить что-то? - Она обычно записывает разные детали проектов, которые я проговариваю, мысли, приходящие в голову - все подряд. А потом формирует из этого отчет и служебную записку. Самому мне неудобно, - закончил почти сварливо.
Понятно.
Нужно выступить в роли диктофона - у нашего гения творческий всплеск.
Странно, что его это так раздражает и даже смущает. Или мне показалось?
Чуть тряхнула головой, избавляясь от глупых мыслей, взяла ручку и всем своим видом продемонстрировала готовность к работе и прорву энергии.
Спустя сорок минут, когда я выползала из кабинета, энергии во мне не оставалось ни капли.
Веринский говорил не просто быстро и сбивчиво - он сыпал терминами, неожиданными всплесками агрессии - направленной не на меня, а просто вовне - задумчивыми, порой даже философскими рассуждениями, идеями и предположениями. Первые мгновения я любовалась его сумасшедшей энергетикой, экспрессией, с которой он ходил по кабинету. Потом пыталась уловить суть всего происходящего. Но дальше поняла - нужно было просто механически записывать, иначе я вообще не успею за его словами и мыслями и завалю первое на самом деле важное поручение.
Я вернулась к себе в угол и просто рухнула за стол.
Посмотрела на каракули, которым был испещрена чуть ли не половина блокнота, вздохнула, сделала себе кофе - хотя бы в этом меня не ограничивали никогда - и уселась за компьютер, решив сначала переписать весь этот сумбур, а потом уже разбить его на тезисы и логически связанные куски.