Год назад, когда я только переехала учиться в Калифорнию, мне меньше всего на свете хотелось попасть в одну комнату с какой-нибудь безумной тусовщицей, активисткой студенческого братства или девчонкой из группы поддержки, поэтому, заполняя анкету для подбора соседа, я указала в качестве хобби: пение в хоре (никогда не имела ни слуха, ни голоса), вышивку (даже иголку в руках не держала) и фотографию – ведь когда-то работала в школьной газете. Чем скучнее мне попадется соседка, тем лучше, думала я, тем тише и спокойнее будет протекать моя жизнь. Проблема в том, что Кэсс сделала то же самое.

Она указала реставрацию одежды (и да, в этом была действительно хороша), чтение детективов (спросите у нее, кто такая Агата Кристи, и она, нахмурившись, ответит: «Модель Виктории Сикрет?») и макраме (тут без комментариев).

В двух пунктах из трех мы обе соврали. Нужно ли пояснять, почему мы в итоге оказались вместе?

– Хватит! – воскликнула она, складывая мои книги стопкой на краешке стола и глядя на меня темными, как грозовое небо, глазами.

Если не брать во внимание нос с горбинкой, Кэсси была почти канонически красива. Кожа цвета слоновой кости, волосы длинные и гладкие, не как мои, торчащие необузданной копной. Но было в ней что-то еще, капелька того самого волшебства, притягивающего людей, – я называла это уверенностью, – так что парни быстро протоптали тропу в нашу комнату. Чаще они подходили ко мне, только чтобы познакомиться с Кэсс, – редко получалось иначе. Нет, я не была дурнушкой или затворницей. Я просто не умела заводить ни друзей, ни парней. Они появлялись в моей жизни либо сами, как уличные кошки, либо благодаря нелепой случайности.

Кэсс часто говорила, что дело в моем взгляде: «Ты как будто вовсе и не интересуешься никем. Как будто не веришь в то, что можешь кого-то на самом деле заинтересовать». И как же она на самом деле была права!

– Сегодня вечеринка по поводу окончания года в «Каппа Ню».

– У меня еще линейные уравнения не сданы.

– Завтра подготовишься.

– Я хотела полазить в интернете, поискать работу. Мне катастрофически не хватает денег, Кэсс. А через две недели нужно платить за дом.

Она посмотрела на меня крайне сурово:

– Снова мать?

Я поморщилась.

– Только не говори, что сделала это опять?

– Ну Кэсс…

Мне пришлось вкратце пересказывать ей наш с мамой недавний разговор. Все это время Кэсси молча слушала, а когда я закончила, наклонилась, отодвинув мои книги в сторону, и с наездом прошептала:

– Зачем, Джекс?

Если бы я сама знала.

– Она снова оставила тебя разбираться со всем дерьмом самостоятельно. И плевать хотела на то, как ты должна это делать, и тем более на твой дом.

Я изо всех сил прикусила губу.

– Извини, что я, как всегда, резко. Просто меня бесит, что каждый раз, когда она просит, ты не можешь сказать «нет».

– Потому что она моя семья, – выдохнула я. – Пусть неидеальная, странная, но моя. У меня никого нет больше, понимаешь?

– Зато у нее есть ее мужики!

– И то верно!

И мы одновременно хмыкнули.

Моя мать периодически выходила замуж – когда мне было пять, семь, девять и пятнадцать лет. Последний ее муж – торговец подержанными автомобилями из Сан-Диего – оказался таким дерьмом, что я без зазрения совести переехала к дедушке с бабушкой. В маленький домик на самом краю популярного нынче Кармел-Бэй. С деревянной террасой и качелями. С большим полем, заросшим люпинами, с пало-верде3 и старым покосившимся забором, опирающимся на гигантскую секвойю.

Они купили его задолго до того, как в этом месте начали снимать «Большую маленькую ложь», до того, как туда переехал старина Иствуд, и до того, как там приобрел шикарный особняк Брэд Питт. До того, как замостили дороги и цены в Rivers Market взлетели до небес. Все это было раньше. Там прошла бо́льшая часть моего детства, и я не хотела с ним расставаться.