— Она кормила меня…
— Она готовит тебя к тому, чтобы ты после заботился о ней, — подтверждает мои мысли. — Но ты не переживай. Она ко всем так. Две недели назад она моего отца терроризировала и готовила в отцы.
— Ясно, — поджимаю губы и наблюдаю очередную попытку Анфисы забрать животное. — Стой! Оставь её сегодня со мной. Ничего ведь не случится?
— Она должна спать в клетке.
— Клетку можно установить у меня?
— Не рекомендовано, — мотает она головой, а затем её губы расплываются в улыбке. — Но если мы ничего не скажем твоему врачу, то можно. Ей просто нервничать нельзя, а она так психует из-за того, что я пытаюсь её забрать.
— Да что уж там, — хмыкаю. — Только Алёне объясни всё сама. Чтобы не ревновала.
— А может, лучше, наоборот, чтобы ревновала? Тогда в следующий раз в твоей комнате она останется, — подмигивает девушка, перед тем как выйти.
Всю ночь мы с Мартой спим в одной комнате. Она долго мечется по клетке, но засыпает лишь после того, как я просовываю сквозь решётку палец, и она, обхватив его, успокаивается.
Я засыпаю довольно быстро. Но сквозь сон в какой-то момент слышу, как кто-то входит в мою комнату.
— Изменщик, — рычит гость, а после дверь громко закрывается.
5. Глава 5
Алёна
— Доброе утро, — пытаюсь быть спокойной, когда вхожу в комнату Давида. Но та картина, которую я увидела ночью, до сих пор из головы не выходит. И вроде бы ревность, но с другой стороны — умиление.
Анфиса рассказала мне тяжёлую историю судьбы Марты, которая одновременно и потомство, и свою вторую половинку потеряла. И так жалко обезьянку стало. Приятно, что Давид тоже проникся беременной малышкой и всячески ей помогает. Но то, что у неё наладился контакт с моим мужчиной, меня бесит.
До чего дошла?! Ревную Давида к обезьяне! Ужас! Стыдно даже.
— Доброе, — отвечает Давид, пока я распахиваю шторы на окнах.
Марту Анфиса уже с утра забрала на процедуры с целью проверить её и после посадить ко всем. Но отчего-то она уверена, что Марта вечером вновь сбежит к Давиду. Вообще, у них редко кто сбегает из клетки. Все знают лаз, но только Марта им пользуется.
— Что-то случилось? — спрашивает он меня, приподнявшись на кровати. — Ты какая-то дёрганая и не такая, как вчера.
— Всё шикарно, — отвечаю ему сквозь зубы. — Всё невероятно шикарно! Не переживай! Я в норме, — выдавливаю улыбку, а взгляд то и дело за его руку цепляется. Ту самую, которую обезьянка во сне обнимала.
— Не видно, — вздыхает Есенский.
— А это ты из-за сна ещё глаза не до конца раскрыл, — уверяю его и делаю несколько дыхательных манипуляции, позволяющих мне прийти в себя.
— Правда?
— Чистейшая, — скалю зубы и, увидев его улыбку, полностью беру себя под контроль. Это всё ещё мой Давид. Просто без памяти и дружит с приматом. Лучше уж пусть с ней дружит, чем с другими женщинами. — Пересаживайся на коляску. И поехали готовить блины, — объявляю, хлопнув в ладоши.
— С вишней? — уточняет, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наклониться и поцеловать его. Глеб говорит, что ещё рано его чем-либо шокировать.
— С вишней, — отвечаю.
Помогаю ему пересесть в коляску, хоть основное он делает сам. Я лишь придерживаю, чтобы не укатилась. После везу на кухню.
— Готовить будем вместе, — сразу же предупреждаю его. Чем чаще мы будем вместе делать что-то привычное, тем скорее он всё вспомнит. — Ты займёшься вишней, а я — блинами.
— Хорошо.
— Надо только у Анфисы найти миски или кастрюли, — говорю, параллельно чайник включая. — Только где всё это добро? — хмыкаю и принимаюсь нижние ящики по одному открывать. — Фиска сейчас в клинике и просила её не тревожить. У неё сейчас операция будет. Представляешь, кто-то собаку сбил и бросил на дороге. Детвора принесла. К счастью, вовремя. Там вроде бы лёгкое пробито или… В общем, она сейчас будет операцию на лёгком делать.