Вернулся я в тот день чуть позже, чем рассчитывал. Нам было назначено к врачу через час, так что мы вполне успевали. 

Моя драгоценная тихо сидела наверху. Я поднимался по лестнице, чувствуя себя драконом, влекомым к сокровищнице. Да так сильно, что все прочие мысли отходили на второй план. 

Наверное, сейчас она будет плакать. Но я всегда знаю, как сделать так, чтобы слёзы женщины высохли, а взгляд стал беззащитно-мягким. 

Я постучал в дверь и сразу вошёл, не дав ей время надеть маску. Я хотел видеть её истинные эмоции, знал, что в глазах прочитаю не только страх. Конечно, она ждала меня.

 Белоснежка сидела у окна и читала книгу. Она сразу обернулась и захлопнула книгу, отложив её в сторону. Я видел, как напряжена спина, чувствовал, что моя женщина-девочка обижена. 

— Как ты? — спросил я, закрыв дверь. Никто не войдёт, пока я здесь. Слуги в моём доме вышколены и знают правила. 

— Нормально. Для жертвы насилия. 

— Как много пафоса! Тебе не идёт.

Я мог бы подойти ближе и заставить взглянуть в глаза. Но не хотел пугать больше, чем есть, поэтому описал большой полукруг и остановился на расстоянии пяти шагов.

Повернулся спиной, давая время собраться с мыслями, сделав вид, что рассматриваю картину на стене. Пастораль, выдуманная страна Аркадия, где прелестные пастушки играют с овечками и ждут милых пастушков. Но волк всегда где-то рядом. Просто пока они его не видят.

— Что ты решила? Ты ведь прочла моё письмо?

Я специально не смотрел ей в лицо, чтобы не смутить и не заставить сказать то, о чём она потом пожалеет. Мог бы сделать так, чтобы Белоснежка дала нужный мне ответ, а потом бы упрекал, что за язык её никто не тянул, но я этого не хотел.

Правда лучше. Пусть я услышу сейчас её настоящие мысли. О настоящих чувствах. Если она ещё это не поняла, то поймёт позже: мне важно знать, что хочет она. Не только я.

 Другое дело, что я не собираюсь поступаться своими желаниями.

— Ты любишь меня? Или тебе всё равно, кто родит ребёнка? — спросила она робко, и её интонация тронула меня до глубины души.

Я обернулся и в два шага оказался рядом. Обхватил  голову, вдохнул аромат волос и заглянул в глаза.

— Ты ведь говорил, что не обидишь меня.

— Не обижу. И ты не обижай, — шептал я, целуя её губы. Они пахли  горьким шоколадом, но на вкус были солоны, как море.

Белоснежка молча плакала, когда я легонько коснулся её губ. Сначала она не желала пускать меня внутрь, упрямо стискивая зубы, но вскоре, поддавшись нежным ласкам, сдалась.

Прижалась, дрожа, обняла за плечи и обмякла, как лоза, обвившая могучий дуб. Мы целовались уже по-взрослому, пили дыхание друг друга, я гладил её спину, прикрытую тонкой тканью светлого платья.

Она была похожа на неземное существо, испуганную нимфу, застигнутую врасплох бородатым старым сатиром. Белоснежка не зря рассказывала мне свои грустные сказки, почерпнутые из книг.

Она думала, что я не слушаю, что мне не интересно, но я запомнил всё, потому что это помогало мне лучше понять ту женщину, которую я выбрал себе в жёны. И от которой не собирался так просто отказываться.

— Пожалуйста, не надо, — шептала она, продолжая всхлипывать, когда я подсадил её на подоконник и задрал летящую юбку, созданную для того, чтобы удобнее раздвигать ноги и трахаться.

— Не сейчас, — постанывала она, выгибаясь в моих объятиях и уклоняясь от поцелуев.

Наша страсть, а я видел и чувствовал, что она разделяет моё желание. Тонкая ткань трусиков промокла, а плоть её лона вздрагивает от моих нежных прикосновений.

— Я уйду от тебя, — стонала она, неумело расстёгивая мою рубашку. — Я ненавижу тебя за то, что ты со мной сделал.