Я не хотела его читать. Подумаешь, написал извинения и думает, что всё можно забыть! Ветер не любил писать письма. Совсем не любил, значит, меня ожидают в лучшем случае три строчки. Мол, извини, но ты сама виновата.
Виновата, но наказания не заслужила. По крайней мере, не такого.
Я и сама не заметила, как в раздумьях, взяла конверт в руки и заглянула внутрь. Это было настоящее письмо! Написанное мелким почерком, почти без наклона, оно дышало эмоциями, в которые мне было любопытно окунуться.
Не для того, что простить. Не всё допустимо прощать, но для того чтобы попытаться понять, двигало ли Ветром одно лишь желание причинить боль. И есть ли в его душе любовь-жалость. А не только любовь-похоть.
Я пробежала глазами несколько строчек и посмотрела на дверь, словно опасалась, что сейчас кто-то войдёт и застанет меня за чтением. Глупо, я ведь в своём доме!
«Ты думаешь, что ненавидишь меня, — начиналось письмо безо всякого обращения. Как мысль, оборванная на средине. Или продолжение диалога, что человек вёл сам с собой и вот теперь решил часть мыслей доверить бумаге. — Ты думаешь, что не заслужила вот этого.
Я должен был всё понять и простить безусловно. А ты бы продолжила обманывать меня и делать вид, что тоже хочешь ребёнка.
Зачем ты вышла за меня замуж? Может, и не за меня, а за деньги? Тогда я готов оплатить твои услуги по вынашиванию ребёнка. Моего, разумеется. Или ты не готова к ребёнку сейчас?
Но ведь до свадьбы я много раз говорил о своих планах. Ты же не возразила ни разу! А теперь ты— хорошая, а я — плохой. Ты — жертва, а я — палач! — Последняя фраза была перечёркнута—
Значит так, сегодня ты отдыхаешь, я не стану тебя тревожить. А завтра идём к врачу. Подумай, в качестве кого ты хочешь остаться: жены или суррогатной матери. Я приму любоё твоё решение. — Слово «любое» тоже было зачёркнуто один раз. —
Спроси у Ларисы или ещё кого, я приготовил тебе библиотеку. Те самые французские романтики девятнадцатого века, о которых ты явно лучшего мнения, чем обо мне. Ничего, переживём и это.
Не скучай. И всё же даже твоя ложь не вытравила моей любви».
Перечитала ещё раз. А потом ещё. Искала в душе ненависть, что помогала пережить насилие, но Ветер внезапно отобрал у меня и её. Осталось лишь опустошение.
Порвать бы его послание и выкинуть в окно. Ветер развеет мысли Ветра. Моего Ветра, которому я хотела принадлежать так сильно, что сама во время свиданий просила лишить меня ставшей ненужной более невинности. Потому что нашла свою любовь, своё Божество, и готова была на жертвоприношение.
Что ж, вчера оно состоялось. Бойся своих желаний! Я была неспособна сейчас принимать решения! Да и выбора Ветер мне не предоставил. Он ясно дал понять, что не отпустит.
Как бы хотелось лечь в постель и снова заснуть! Но для этого пришлось бы звать слуг. У меня был внутренний номер любого из них, но я не хотела никого видеть.
Интересно, когда кто-то менял бельё, что подумал? Наверное, что двое провели жаркое свидание и от нетерпения разорвали одежду. Или слуги в этом доме привыкли к подобному?
Я любила читать романы о любви и была доброй, милой, наивной девочкой. Мечтала об уважении и тихой любви в браке, но не учла, что с таким пылким, авторитарным и безжалостным человеком, как мой муж, это мало осуществимо.
До замужества я зачитывалась историями чужой любви. Она там бывала разной: и страстной, удушливой, всепрощающей. Но не такой, как у нас. Хотелось бы потерять память и не помнить о том, что со мной сделал Ветер.
Я потянулась к сумочке, где спрятала таблетки. Как считала, хорошо спрятала. Не поленилась и аккуратно разрезала подкладку, чтобы сделать тайник. И лепила на это место бантик.