Он проводит пальцами по моей пульсирующей щеке, стирает мои слёзы и пробует их на вкус.

Я дрожу, обмираю от ужаса.

Мечтаю, чтобы пришла за мной моя мамочка, мой ангел с небес и забрала меня с собой. Пожалуйста.

— От твоей свежести и красоты ни следа не останется. Ты превратишься в старуху с пожелтевшим лицом, потому как от высоких доз наркотика у тебя откажет печень. Твои глаза будут пусты, взгляд бессмысленный. Твоё тело будет истерзано. И ты всем своим видом, всем существованием будешь вызывать у окружающих лишь брезгливость и отторжение. Ты станешь примером для остальных, Нана. Все будут знать, что меня нельзя кидать. Расплата будет жестокой.

Зажмуриваю глаза и мотаю головой. Слёзы текут и текут. Тело моё сотрясается, будто в дикой лихорадке.

Вдруг ублюдок хватает меня за волосы и резким рывком запрокидывает мне голову. Тошнотворное дыхание подонка забивается мне в нос.

— Нравится перспектива, Нана? Я подробно описал твоё будущее.

— Нет… Н-не н-нравится… — заикаясь, отвечаю ему.

Он отпускает мои волосы и говорит:

— Тогда даю тебе последний шанс, Нана. Завтра, чтобы бабло было здесь, в этой квартире. Усекла? Нет, значит, собирай монатки, будешь отрабатывать.

Мою руку освобождают от наручников и мужчины уходят.

Я лежу возле батареи и вдруг понимаю, что от ужаса, дикого страха описалась…

И впервые в жизни я срываюсь.

Свернувшись калачиком, реву как ребёнок, в агонии вою и раскачиваюсь из стороны в сторону.

Лишь когда рассвет окрашивает нежными и совершенно неуместными красками мою гостиную, я поднимаюсь с пола. На негнущихся ногах бреду в ванную и долго-долго сижу под горячей водой. К десяти я должна быть собрана и должна выглядеть хорошо, а не как побитая собака.

* * *

— Господи! Нана! Что с твоим лицом? — восклицает Ольга Владимировна, когда я являюсь к ней в «офис».

Опускаюсь в кресло и надломленным, убитым голосом, полным боли и отвращения к самой себе, что оказалась слабой, беспомощной, рассказываю о подонках и что они сделали со мной. Что обещали сделать, если завтра не будет денег.

Она вдруг ударяет кулаком по столу и как рявкнет:

— Еблоухие мандахвосты! Злоебучие гандоны!

У меня от её мата уши краснеют. От резкого и хлёсткого вопля невольно втягиваю голову в плечи.

Она шумно выдыхает, нажимает на селектор и приказывает секретарше:

— Немедленно скажи Алле и Дарье, пусть подготовят гримёрку, скоро к ним подойдёт девушка. Чтобы привели её в порядок.

— Конечно, — отвечает секретарша.

Ольга подходит ко мне и склоняется, кладёт руки на подлокотники кресла. Рассматривает моё опухшее лицо, качает головой и уже мягче произносит:

— Прости, Нана. Я как-то не подумала, что тебя реально прессовать будут. Надо было тебе ко мне ещё вчера приехать, я бы дала деньги…

Я тоже об этом подумала. Только было уже слишком поздно.

Пожимаю плечами и говорю:

— Уже всё случилось.

Поднимаю на неё взгляд, облизываю губы и спрашиваю:

— Скажите, а ваш клиент уже окончательно взял меня на работу? Могу узнать, что именно будет входить в мои обязанности и кто он? Или она?

— Он, — говорит Ольга.

Она выпрямляется, подходит к своему столу и берёт с него сумку трапециевидной формы с одной круглой ручкой и плечевым ремнём. Сумка кожаная в мелкую пупырышку, очень красивого нежного цвета миндального масла.

Она вдруг мне протягивает сумочку со словами:

— Держи, Нана. Это тебе мой подарок.

Хлопаю глазами, хмурюсь, но беру сумочку. Красивая. Строгая, но стильная. Есть в ней что-то… особенное.

— Загляни в неё, — с улыбкой произносит Ольга и добавляет, когда я открываю сумку и нахожу внутри пачки денег. — Это та сумма, которую с тебя требуют. Остальное получишь после… собеседования.