На меня обрушивается шквал эмоций – радость и облегчение.

— С-спасибо… — произношу сипло. — И за деньги… И за сумку…

Она смеётся и говорит:

— Я так понимаю, ты не распознала бренд. Но ничего-ничего, научишься различать и узнавать знаковые вещи.

Трогаю логотип и замочек, обтянутый кожей. Мне ничего не говорит название бренда.

— Можешь считать эту сумку хорошей инвестицией, Нана. Цены на сумки Элли Зермес (название бренда автором намеренно изменено) каждый год повышаются на десять процентов. Внутри найдёшь её серийный номер, он присваивается каждой сумочке. Твоя к примеру, стоит почти четыре миллиона рублей.

У меня глаза становятся такими же огромными, как и нули моей новой сумочки.

— Вы очень щедры, Ольга Владимировна, — произношу осторожно. — Это очень дорогой подарок.

Она отмахивается с улыбкой.

— Пустяки. А теперь, пока есть ещё немного времени, ознакомься с документами.

Она протягивает мне три разных договора. Ставлю сумочку с деньгами рядом с собой и беру документы.

Один договор заключается непосредственно с её агентством. Там сказано, что если я не отработаю оговорённый срок контракта с её клиентом, то буду обязана отработать такой же срок с другим клиентом.

Вполне логично, ели платят огромные деньги.

Другой договор – это даже не договор, а ещё одно соглашение о неразглашении. То, которое я подписала ранее ни в какое сравнение не идёт с данным. Условия жёсткие, суровые. Если хоть кому-нибудь сболтну про клиента, или агентство, сотрудников агентства, то мне грозит просто астрономический штраф и одной сумкой Элли для его выплаты я не обойдусь. Но я болтать не собираюсь, так что всё хорошо.

А вот третий договор непосредственно касается дела.

— Кахарский принц? — восклицаю изумлённо и вскакиваю с кресла. Имя пока не указано, для имени оставлено пустое место. Но указано, что это принц Кахара.

Поднимаю ошалелый взгляд на невозмутимую женщину и осторожно интересуюсь:

— Ольга Владимировна, куда вы меня втянули?

Она смотрит на меня холодно, прямо и сухо говорит:

— Просто прочитай документ, Нана.

Сглатываю, падаю в кресло и читаю. И когда я на пятый раз перечитываю предмет договора, условия, то не могу поверить, что из одной пропасти, я угодила в другую.

Поднимаю на неё полный отчаяния взгляд, снова поднимаюсь с кресла и произношу с пылом:

— Родить принцу ребёнка и отдать ему? Как же так? Что это за условия? Что это за работа? Это не работа! Это… Вы продали меня, как товар! Я не согласна!

— А ну сядь! — рявкает она на меня, и я падаю на место.

Она сидит за столом и смотрит на меня безразлично, будто я действительно товар.

— Ты можешь отказаться, Нана. Но спроси себя, когда ты сможешь заработать столько, сколько указано в контракте?

Да, сумма баснословная. Она впечатлила меня. Но не так сильно, как предмет договора.

Мотаю головой и едва сдерживаю рвущиеся наружу рыдания.

— Мужчина приятный, Нана. Богатый. Он тебя обеспечит всем самым наилучшим. Ты будешь жить, и кататься как сыр в масле. Да на твоём месте любая бы согласилась и ухватилась за эту возможность! К сожалению, невинных телом и душой почти не встретить. Да ещё с таким удивительно чистым и крепким здоровьем как у тебя. Мужчина впечатлён твоими медицинскими данными, Нана. Радуйся, что тебя оценили очень высоко.

По моим щекам стекают предательские слёзы.

Ольга поднимается и зло выдыхает:

— Да прекрати ты строить из себя недотрогу! Товар, говоришь? Да, Нана, ты – товар. Как и я. Как и все женщины. Даже принцессы являются товаром, разменной монетой. Мы за всё платим, Нана. Иногда – деньгами, иногда – душой, иногда – телом.