Моей радости нет предела.

Меня возьмут на работу!

Быть может, встреча с отморозками – это был своеобразный толчок от судьбы? Чтобы я не сидела в этом болоте, а двигалась к лучшей жизни?

Если так, то даже спасибо им.

Но вечером после работы на меня накатывает страх и паника. И я не спешу домой.

В метро так и вовсе зависаю в отделе со всякой сборной солянкой и приобретаю перцовый баллончик.

Надежда умирает последней, так ведь говорят?

Я всё ещё надеюсь, что кредиторы Макса про меня забыли.

Быть может, они вышли на Макса и вопрос сам собой решился? Но… Надежда та ещё сука.

Во дворе дома всё как обычно. Подозрительных машин не наблюдаю. У подъезда тоже никого.

Но они могут быть внутри…

Когда очень осторожно вхожу в подъезд и в лифте поднимаюсь на свой этаж ощущаю состояние, близкое к предобморочному.

Я накручиваю себя так сильно, что страх сжимает горло и сердце, а душу и вовсе вымораживает и мне кажется, я вот-вот умру от разрыва сердца.

На лестничной площадке тихо, спокойно. Я живу на шестом этаже обычной панельнойдевятиэтажки.

Облегчение накрывает меня, и я чувствую неимоверную слабость в руках, ногах. В голове будто вата образовалась.

Открываю двери в квартиру, вхожу, как вдруг моя голова, лицо взрываются болью!

От неожиданности, ужаса и паники я падаю на пол, издаю громкий стон боли, из глаз брызгают злые слёзы.

— Долго пришлось тебя ждать, сучка, — шипит ублюдок. — Бабки принесла?

— Завтра… Всё будет завтра… — выдавливаю из себя.

— Да она прикалывается над нами, — рявкает другой отморозок.

В квартире темно, лишь свет уличного фонаря позволяет видеть силуэты вымогателей.

— Деньги будут… завтра… — выдыхаю со всхлипом. — Правда…

Сильные грубые пальцы хватают меня за подбородок и до боли сжимают.

— Мы договорились на сегодня, Нана. Ты не держишь слова.

Не держу слова? Да я вообще им ничего не обещала! И ничего им не должна!

Макс, тварь ты! Надеюсь, тебе сейчас намного хуже и страшнее, чем мне!

— Завтра, — повторяю едва слышно.

Он отпускает моё лицо, и хлёсткая пощёчина вновь обжигает. Я заваливаюсь на бок. Скулю, как побитый щенок. Мне больно, мне страшно.

Моё лицо пульсирует. Рот наполняется тёплой металлической на вкус кровью.

И не успеваю опомниться от этой боли, как урод надавливает ботинком мне на спину, заставляя распластаться по полу.

Тяжело дышу. Паника едва не лишает рассудка. Перед глазами дёргаются мушки, накатывает тошнота.

Кажется, я кричу.

— Не ори, сука! — рявкает эта мразь. — Никто не придёт и не спасёт тебя.

Через пелену животного страха вспоминаю о баллончике.

Нашариваю рукой сумку, хорошо они не видят моих действий, думают, что я просто пытаюсь вырваться.

Они переговариваются между собой, решают, что делать – растерзать меня здесь и сейчас, или отвезти в клуб. Главный всё так же прижимает меня ботинком к полу. Давит сильно, причиняя боль.

Меня пугают их размышления.

Надо было не домой ехать, а сразу к Ольге Владимировне.

Наконец, нахожу перцовый баллончик, скидываю крышку и резко извернувшись, прыскаю в главного урода.

— А-а-а! — раздаётся рёв поддонка. — Шлюха-а-а!

Остальные тоже рычат и матерятся.

А я, пока свободная от их рук и ног, вскакиваю на дрожащие ноги и хватаюсь за ручку двери, чтобы сбежать из квартиры… Но…

Меня хватают за волосы и бьют головой об стену.

Адреналин мчится по венам, заставляя меня бороться за свою жизнь.

Разворачиваюсь и с рычанием нападаю на этого ублюдка. Набрасываюсь на него и пальцами изо всех сил впиваюсь ему в глаза. Зубами вцепляюсь ему в ухо.

Мужчина орёт, как резанный, но, увы, я не успеваю выдавить ему глаза, зато откусываю мочку уха.