— Тише, глупая. Услышит кто-нибудь — стыда не оберешься.

Девушка подняла на него глаза. Никогда еще раздетый мужчина не подходил к ней так близко… это и пугало и волновало ее. Она робко кивнула, и Асбьерн убрал руку, отступил на шаг.

— Так что ты тут делаешь? — уже спокойно спросил он.

— Унн послала нас убирать в бане, — попыталась объяснить Долгождана, — а Лив сбежала и унесла мое платье.

— Лив? — Ярл нахмурился. — Вот оно что…

По его голосу девушка поняла: ничего хорошего медноволосую рабыню ждать не будет, и наказание, придуманное Унн, не сравнится с тем, что прикажет сделать с ней Асбьерн.

— Сейчас мои люди вернутся. — Ярл вывел Долгождану в предбанник, бережно закутал в свой плащ. — Беги домой, Фрейдис, и постарайся, чтобы они тебя не увидели.

— Хорошо, — прошептала она. Асбьерн мягко коснулся ладонью ее щеки, улыбнулся и подтолкнул к дверям:

— Поспеши.

.

Никто, кроме Лив, и не заметил, что Долгождана пришла домой в одной исподней рубахе, закутанная в походный плащ Асбьерна, да еще с какой-то особенной улыбкой на губах. Зато все видели, что ночью она укрывалась этим плащом вместо одеяла — кроме Лив, которую по приказу ярла нещадно отхлестали кожаным поясом и снова засадили в душный, пропахший навозом сарай. На этот раз узел с вещами Лив отправился вслед за хозяйкой, чтобы больше никогда не вернуться в женский дом.

.

На пиру Асбьерн и Эйвинд сидели рядом, делясь новостями. Ярл рассказал побратиму про Вийдфиорд, про Дитвинда Жестокого и про то, как их встретила собачья стая. А еще о том, как они провели несколько дней в Рикхейме и о чем договорились с Эйриком Тормундссоном.

— Будем переселяться, Эйвинд. Земля там хорошая, зимой никто голодать не будет. А весной подумаем о возвращении на Мьолль.

— Радостные вести ты привез, — улыбнулся конунг. — Но и мне есть чем ответить. Вилфред хёвдинг просил передать, что соскучился по твоим висам.

Поговорили про датчан. Асбьерн выслушал, а потом спросил:

— Мне сказали, будто сыну хёвдинга полюбилась наша ведунья. Это правда?

— Спроси у тех, кто распускает сплетни, — отозвался Эйвинд. — Мне их пересказывать неохота.

Асбьерн посмотрел на него с удивлением, но больше ни о чем расспрашивать не стал.

.

Вот и наступило утро праздника.

Женщины встали рано, чтобы успеть до полудня приготовить угощение. Запекали выловленную накануне рыбу, делали лепешки с луком и сладкие медовые хлебцы. Йорунн выпросила у хозяйки немного муки, яиц, масла и меда, замесила тесто, а потом затеяла лепить из него пряники. В одни добавила мелко порубленную мяту, в другие — ягоды брусники. Подруги ей помогали. Пряники лепили разные: простые круглые и особые, в виде птичек и человечков. Унн посмотрела на их стряпню, улыбнулась:

— У себя на родине мы пекли похожие хлебцы, только из овса. И называли их «овсяные мужья».

Зорянка-Сванвид вылепила из теста двух уточек — одну побольше, другую поменьше, и попросила молодую ведунью:

— Шепни словечко, Любомирушка, чтобы быть нам с Халльдором долгие годы вместе, в счастье и достатке.

Герд и Арнфрид учили Весну, как просить у богини Фригг скорого приплода. Сделали из ячменной муки пресное тесто, вылепили крошечную человеческую фигурку. Тонкой палочкой начертили глаза, нос, рот, а когда тесто застыло — запеленали в чистую тряпицу и сказали отнести на капище. И велели оставить щедрой богине дары: цветную ленту и пару сладких лепешек.

— Вечером, перед тем, как обнять мужа, забери ячменное дитя и положи в изголовье кровати, но чтобы никто не видел и не знал, — наставляли они Весну. — И тогда, по милости Фригг, в тебе зародится ребенок. Счастлива будешь!