4. Глава 4. Мануальная терапия

«Дорогой дневник! У меня просто нет слов, чтобы выразить свое негодование!»

Белоснежка, лежа на животе на ковре перед камином, яростно помусолила карандаш и нацелила его на ни в чем не повинную страницу.

На ней, с известным мастерством, был нарисован портрет Анри, довольно похожий на оригинал. Белоснежка училась живописи, как и полагается приличной девице, и весьма в том преуспела.

— Противный, противный! — прошипела Белоснежка, испепеляя портрет взглядом. — Терпеть не могу! Препротивнейший, мерзкий, вредный!..

Но то, как Анри был нарисован, говорило как раз об обратном.

Белоснежка тщательно прорисовала каждую волосинку на его голове, каждую ресницу, каждый блик, играющий в его глазах.

Даже легкая небритость Анри была изображена Белоснежкой с любовью и тщанием. Принц вышел не просто брутальным — он словно жарко и соблазнительно шептал со страницы дневника «хочешь мой леденец, Белоснежка?».

— Анри, Коронку Нацепи! — прошипела Белоснежка, и, еще раз облизнув кончик карандаша, недрогнувшей рукой пририсовала принцу роскошные черные усы.

Но и это не помогло.

Густые, аккуратно причесанные усы этому негодяю даже пошли, и Анри стал выглядеть как бравый гусар.

— Да что ж такое! — дрожащим голосом произнесла Белоснежка, любовно поглаживая усатое изображение. — Как же меня так угораздило-то, а?!

И она с ненавистью перевернула страницу, обнаружив на следующей странице целую картинную галерею имени Анри: фас, профиль, глаза крупным планом!

Да, надо было признаться самой себе: Белоснежка по уши втрескалась в этого… переспевшего альфонса!

В этого… фанфарона с голой задницей и обворожительной улыбкой!

В этого… проходимца, любителя блестяшек!

— Я тебе покажу! — пыхтела Белоснежка, яростно пририсовывая очередному портрету Анри черную бороду.

Но рука ее дрожала, и вместо густого и безобразного веника карандаш любовно выводил аккуратную эспаньолку.

— Беда-а-а, — чуть не плакала Белоснежка, и ее рука сама собой окружала портрет Анри целым облаком сердечек.

Она провела за этим занятием целых два дня, и даже от обеда отказалась, вот!

Ну, положим, обед Белоснежка не стала есть потому, что без Вкусночихи он был пресным и совсем невкусным.

Повар рвал и метал, в том числе и волосы на голове; его заказ секретного ингредиента для королевского стола должен был прийти еще не скоро, а без него…

Впрочем, Королева снова села на диету перед балом и ела только приготовленные на пару брокколи. А Король так расстроился из-за Белоснежки, что и не заметил, что с обедом что-то не так. Так что никто и ничего Повару не сказал.

И, разумеется, венценосные родители были осведомлены, что Белоснежка поссорилась с гостями.

Злые языки и добрые наушники донесли Королю и Королеве о том, что девушки смеялись над принцессой. И что один из приглашенных принцев стал свидетелем этих издевательств, тоже рассказали.

О том, что Белоснежка угостила гостей помоями, наушники почему-то смолчали. Сами гости, обожравшиеся рыбьих голов, заперлись по своим комнатам и тоже не выходили пару дней. Нажаловаться на Белоснежку, а значит, и признаться, что они ели свиньячью еду, девушки просто не могли.

Было ужасно стыдно.

Что с ними происходило в течение этих двух дней — никто не знает, но, говорят, оттуда доносились какие-то протяжные, странные звуки, словно жаба-бас разминала горло перед оперной партией.

Кво, кво-о-о-о… квоу-у-у-э-э-э…

— Бедная моя беззащитная девочка, — всхлипывал Король, а Королева капала ему валерьянки. — Итак комплексует, а тут еще и эти насмешки! И юноша услышал… Может, улыбнулся, а она-то восприняла, как смех над собой! Как думаешь, из-за этого она заперлась у себя и не выходит второй день?