Много лет спустя, узнав моего императора лучше, я начала подозревать его причастие к смерти отца. Мог ли он желать заполучить надо мной единоличную власть? Мог. Но доказательств у меня не было тогда и нет сейчас.

Несчастье случилось посреди дня. Утром папа должен был присутствовать на открытии нового корпуса императорской академии и звал меня с собой, зная как люблю я все связанное с новыми знаниями. Я уже собралась, когда на пороге моего крыла появился лично Маурон и представил мне нового наставника - лорда Сведа.

И я торопливо чмокнула папу, а потом сразу умчалась в оборудованный для обучения кабинет в своих комнатах. И больше своего единственного родителя я не видела. Часть недавно восстановленной стены рухнула, мгновенно убив отца и нескольких его сопровождающих. Мне не дали даже с ним попрощаться. И на похоронах я не присутствовала.

Узнав о случившимся, я упала в обморок. А когда очнулась, сразу погрузилась в тяжёлую, неизвестную ни одному лекарю болезнь, едва не отправившую меня вслед за папой. Несколько суток я металась на грани жизни и смерти. Несколько суток бредовых видений и безумных снов. Янина, всегда чуть стесняющаяся своих полноватых округлостей, сдулась за эти несколько дней так, будто под кожей у нее был воздух вместо тела. У Риты прибавилось морщин на много лет вперёд.

Император дежурил у моей кровати. Выныривая из очередного кошмара, мокрая и дрожащая, я хваталась за его руку, как за якорь, и он держал меня - руками, словами, глазами.

Это случилось, когда к концу подходили пятые сутки агонии. Глаза нянюшек потухли. Им все тяжелее было верить, что я выживу. Но Маурон не верил. Он знал. Знал, чем закончится моя странная, тяжёлая болезнь. Поэтому и не звал лекарей.

Очередная судорога выгнула мой позвоночник, боль разорвала нервы, заставляя отчаянно хрипеть. Кричать я не могла, голос давно был сорван. Где-то в районе лопаток зародилось нестерпимое жжение. Из последних сил я повернулась на живот, а затем встала на четвереньки. Дыхание вырывалось из груди рывками, выплескивалось сгустками, как кровь из раны.

- Снимите с нее рубашку, - крикнул Маурон Янине, но было поздно.

Крылья вырвались из спины в один момент, натянув тонкую ночную рубашку так, что она до крови врезалась в подмышки, а потом порвалась по швам, не выдержав напора.

Крылья были огромны, белы и абсолютно неуправляемы. Меня укрыло ими с головой.

Я слышала испуганные крики обеих нянюшек и дрожащий от несдерживаемого торжества голос императора.

Боль ушла, оставив худенькое изломанное тело. Я вытянулась на животе, обессиленная и опустошенная. Какая-то странная лёгкость появилась во мне. Лёгкость и ощущение правильности. Будто я стала, наконец, самой собой.

Кто-то осторожно приподнял край крыла. Маурон. Я прищурила глаза от попавшего в них света, а потом и вовсе зажмурилась.

- Добро пожаловать обратно, малышка. Мы заждались.

Но я уже спала. По настоящему крепко и безо всяких сновидений. А утром проснулась с пересохшим горлом и невероятно голодная. Никаких крыльев не было, и я бы отнесла все случившееся на счёт очередного кошмара, если бы не одна странность. Моя новая ночная рубашка была с разрезом вдоль всего позвоночника. Я чувствовала, что касаюсь простыней голой кожей, когда двигаюсь. Поерзала, чтобы убедиться. Точно, голая.

В комнате никого не было. Странно. Пока бредила, все время чувствовала присутствие и нянюшек, и императора. Но стоило об этом подумать, и Маурон вошёл в комнату, неся в руках поднос с едой.

- Знал, что ты скоро проснешься, Фелиция, - проговорил он весело. - Проголодалась?