Я покачал головой.

— Ну да это не твое дело, это дело семейное. Правильно, что Маша тебе не рассказала. Посторонним, — Денисыч с наслаждением выделил это слово, — меньше нужно информации давать. А Маша, учти, я своего ребенка знаю, так вот, Маша к тебе потянулась, потому что меня рядом не оказалось. Свободы она накушалась, ко мне вернулась, а меня нет. Зато ты есть. Девочка просто запуталась, в тебе меня увидела, только свои чувства спутала по наивности. А ты и рад воспользоваться.

— Я не понимаю.

— Естественно, ты не понимаешь! А должен был понять, прежде чем к ней в трусы лезть!

— Черт, да что такого? Встретились, понравились друг другу. Да, постель была, так мы не в темные века живем. И Маше… сколько, напомните-ка мне, двадцать ей! — невольно повысил я голос.

— Да хоть сорок. Дитя она еще. А ты… не ожидал, Антон, — скривился Денисыч. — Ладно, ты бездетный, потому объясню на пальцах. Для Маши не просто семья развалилась, для нее мир разрушился. Для ребенка семья — целый мир. Надежный, неизменный. Его не стало. Машу я отпустил, чтобы хуже не сделать, насильно ведь мил не будешь. Знал, что рано или поздно она вернется, и она вернулась, пусть и после… после некоторых событий. Не хотел я говорить о них, но, чтобы ты лучше понимал, что у Маши не любовь к тебе, а она просто замещает тобой отца, так и быть, расскажу.

— Нет! — дверь в кухню открылась, и Маша вошла.

Раскрасневшаяся после душа. С полотенцем на голове. Румяная, хорошенькая и напуганная. И в то же время смелая до одури.