Вечером, когда из печи потянуло ароматным дымком, вернулся немой. Вемовей вытащил запеченную в углях рыбу, и обернулся:

– Садись за стол, поедим как люди.

Старик увидел ужин и нахмурился, затем оглядел прибранное жилище и возмущенно замычал. Заприметив метлу, схватил ее и с размаху сломал древко о колено, выбросил из дома. Потом вернулся, протяжно и гневно взвыл. Не глядя на еду, старик залез на палати снова в чем был, и затих.

Вот те раз.

Вемовей фыркнул в спину хозяина:

– Желаешь жить в немытом хлеву и давиться ежедневно перловкой? Без проблем, дед. Я скоро уберусь отсюда. Потерпи пару дней.

Вемовей доел свою половину рыбы, ловко орудуя собственными ножом и вилкой из футлярчика, и лег спать. Похоже дед того – не в себе. Почему этот вывод вызвал в нем сожаление, он и сам не знал. Какое ему дело до этого отшельника? Скоро он покинет это место навсегда. Тут ему вспомнилось, что его бред давно не давал о себе знать. И рано порадовался.


«Б-бум!.. Бум!» в его голове или же где-то в глубинах подсознания. Грохот слышен сильнее, будто преграда истончается. Уже можно разобрать лязг стальных когтей, царапающих камень. Демон бьется в ярости, он желает добраться до него. Дикий рев тому подтверждение: «Х-хрр. Тебе не с-с-спрятаться, червяк!». Стена вновь дрожит от ударов. Насколько ее хватит?

***
На следующий день, старик как всегда отсутствовал. Выходя, у порога Вем неожиданно наткнулся на женщину. Невысокого роста.
– Свята Пятерка заступница! – она спешно опустила корзину на рассохшуюся ступень и отпрянула. А за ее юбку как птенцы от ворона попрятались малые дети. Пара. Хотя нет. Третий ребенок на чужака глазел, сидя в заплечной котомке матери.

– Вы ктой такой? А деду Чумай где?

В контраст худобе она говорила низким голосом. Вот как зовут отшельника, оказывается.

– Я его гость.

– Угу-угу. Пособляете старику по хозяйству-то? – натруженной рукой она нервно поправила платок на голове, штопаный в нескольких местах.

– Ему помогать себе дороже, – бросил раздраженно Вем.
Женщина заметно расслабилась. Вопрос был проверкой, похоже.

– По какому вопросу к старику, барышня?

– Барышня, – прошептала женщина, удивляясь обращению. – Я вона чо, – она отвернула угол дряблого, но чистого рушника на корзине и показала содержимое корзины. – Пирогов-то с капусткой деду принесла.
– И немой их принимает? – скривил губы Вемовей. – Или бежит прочь от одного вида.

Женщина устало улыбнулась. И Вем понял, что годами она немногим старше его, просто тяготы быта да ранее материнство наложили на нее отпечаток скороспелой зрелости.

– Толича их да ломоть хлеба. А деду Чумай мне дров возит для печи.

– Вот как. Откуда сами? Здесь есть деревня рядом?

Женщина снова замкнулась.

– Я пойду, барин. Негоже лясы точить-то. Делов полно.

– Погоди, – Вемовей отступил назад, чтобы не пугать женщину. – Хоть скажи далеко ли до ближайшего города? И как река ваша называется?

– До Алухпы далече больно, – сморщила обветренный нос молодая мать. – Месяц добираться, коль кони справны. А речку нашу Бихай кличут.

– А по реке до города кто-то из ваших сплавляется?

– Не. До Алухпы надоть посуху. Бихай в соседние губернии виляет. Это тут ровно текет. Дале больно богата на пороги.
– Что за губернии?
– Щечовая и Ломовская.

Она ушла. Не спросила откуда он сам. Две тощие девчонки в бедняцких застиранных сарафанах следовали за матерью, держась за ее юбку. Часто оглядывались на незнакомца, пока не скрылись в чаще.

Вем проводил их взглядом. Ломовская. Значит, туда он и отправится.
Пирожок оказался вкусным. Вем сглотнул слюну, но остальные не стал трогать. Вытащив топор из пня, отправился осматривать лес над рекой. Там он заприметил несколько сухих деревьев, которые еще не совсем источил короед. Двинув по стволу пару раз, послушал звук. Подойдет. Когда-то он с ребятами мастерил плот, сейчас навыки пригодятся.