— Да не ори, дам я тебе денег. Просто хочу, чтобы ты понимала, что твое самопожертвование никому не сдалось.

— Может, хватит нравоучений, давай я сама решу, что мне делать?

— Видишь, в чем проблема, конфетка. Теперь, что тебе делать, решать буду я. Или ты не со мной?

Как ответить-то? Страшно, жуть как! Ладони, повлажневшие, тру о джинсы. А он так смотрит, словно лезвием режет.

— С тобой, прям с тобой? Или я каждый день должна волноваться, что ты про меня даже не вспомнишь?

— Я был бы рад не вспоминать, можешь мне поверить, — он смотрит на часы. Судя по всему, ему уже звонят. — Блять, ехать надо. Погнали.

Он обнимает меня и целует в висок.

— Со мной, Лиззка. Буду тебя холить, лелеять и трахать. Как тебе такой план?

Он не ждет ответа, чеканит широкий шаг, а я за ним вприпрыжку, еле поспеваю. Без каблуков я ему совсем по плечо, и от этого внутри живота теплеет.

Мало что понимаю, но в груди расцветает вулкан, который вот-вот затопит радостью все тело. Я нужна ему! Он готов помогать. Он будет со мной. Он будет решать.

Разве это не прекрасно?

Мы садимся в машину. Матвей тут же стартует с места, а его рука резко хлопает по моей коленке, ползет выше по джинсам, забирается в тугой пояс, стараясь добраться до промежности.

На светофоре он лезет ко мне в трусы, а я на автомате раздвигаю ноги. Как же хочется его нежности!

Закусываю губу, пока он скользит пальцами по моментом увлажнившимся лепесткам. Трогает клитор, потирает его.

— Какая ты уже мокренькая, прям, кайфуха, — он вытаскивает руку и облизывает влагу, пока я упорно пытаюсь не сгорать от стыда и желания. А самое главное, не просить вернуть на место пальцы, потому что остро нуждаюсь в них. В нем. Неважно, каким образом.

— Сладкая… Пиздец, от тебя член колом стоит… И как, по-твоему, работать?

— Не знаю…

— Знаешь. Поработай ротиком.

— Ты… говорил, что спешишь…

— Ага, но ты виновата, что у меня стояк. Исправляй. Пока в пробках обеденных стоим, — он выразительно смотрит на свою ширинку. Я сглатываю, вспоминая вкус его члена. На уровне подсознания понимаю, что такое обращение далеко от романтики, но и отказать не могу.

Отстегиваю ремень и пододвигаюсь к нему, расстегиваю ремень, ширинку. Достаю уже твердый корень, провожу по головке большим пальцем, собирая прозрачную капельку влаги.

— Фууух, — втягивает Матвей в рот воздух, а затем шипит. – Не дразни, в рот бери.

— Ты же за рулем!

— Лизок, не болтай, а соси.

Я все еще сомневаюсь, тогда он убирает руку с руля и просто дергает мою голову вниз. Я на автомате рот раскрываю, пока он давит на затылок.

Заглатываю лишь наполовину, дальше не лезет, как бы он ни толкал мою голову.

— Языком двигай. Лижи! Пальчиками поиграй с яичками.

Несмело щупаю мягкие мешочки, а он стонет, пока машина только разгоняется.

— Умница, — он резко задирает мою голову, целует в рот, толкая язык, вылизывая меня изнутри. Смотрит в глаза. — Давай, конфетка, постарайся, хоть на минутку горло расслабь, ладно? Впусти меня подальше! Сделай это для меня, а я потом тебя так вылижу, что звезды будешь видеть.

Он толкает меня обратно, а я раскрываю рот шире, пока он буквально натягивает мое горло на свой член.

— Расслабься, не зажимайся.

Он дает мне отдышаться, пока слюна обильно капает на его мокрый член, и снова давит на затылок, вынуждая заглотить по самые яйца, в которые я утыкаюсь носом. А потом вдруг чувствую, как он рычит вместе с двигателем, а мне в небо стреляет тугая струя густой субстанции. Солоновато–сладкая, терпкая. Она наполняет мой рот, пока Матвей дергает бедрами и шипит: