Мимо проезжают редкие машины. В них, наверное, тепло.

Ну, где же такси это чертово?

Тут вдруг чувствую, как мне на плечи обрушивается что-то тяжелое. Пуховик. Меня тут же окутывает знакомым запахом, а пуховик такой, что хочется в него завернуться и уснуть.

Глаз не поднимаю, но руки в рукава просовываю.

Горло сводит спазмом, а по телу бегут мурашки. Удовольствие от того, что он все-таки думает обо мне, разлилось по венам патокой, заставляя улыбаться.

— Забавно, но я почему-то уверен, что начни я тебя трахать прямо там, ты бы даже не пикнула.

И что сказать? Что я не такая? Что я не трахаюсь в людном месте? Что мне неприятно, когда на меня смотрят?

— Я почему-то тоже… — поднимаю взгляд и проваливаюсь в черноту его глаз, цвета которых в темноте не видно. Только выражение. Хищное. Словно перед нападением на жертву. А жертва только что сама легла в зубы, умоляя прокусить свою плоть.

Он выкидывает сигарету и тянет меня за полы куртки к себе, впивается поцелуем в губы. Злым, напряженным, но таким сладким, что я просто трепещу от радости. Сама раскрываю губы, впуская его в себя, сама обнимаю за шею, прижимаясь бедрами. Да и вовсе запрыгивая на своего большого мужчину. Ну, какой Миша, когда есть Матвей? Матвей, Матвеюшка. С ним не в огне, с ним на вулкане. Горячем, действующим, но безопасном.

С ним хочу быть!

Как угодно.

Кем угодно.

— Матвей, – он первый прерывает поцелуй, делает все, что делал Миша. Стискивает попу, грудь, но я даже не противлюсь. С ним этом все кажется настолько правильным, что даже страшно.

— Теперь еще раз.

— Что?

— Зачем подошла?

— Хочу быть с тобой, — говорю, не думая. Зная, что именно этих слов от меня он ждет. — Хочу быть твоей.

— Тогда поехали.

— Поехали, — уже даже без разницы, куда.

13. Глава 13.

Продолжаю целовать его жесткую щетину, почему-то думая, что гладкую кожу у него я не видела никогда. Он сам несет меня к машине. Усаживает на переднее сидение. За рулем тут же газует, унося нас с этого праздника порока и распутства. Туда, где, очевидно, мы планируем устроить свой праздник. Он включает радио, а руку опускает мне на колено. Более того, делает то же, что пытался Миша. Только теперь все иначе. Теперь мурашки табуном, теперь сердце, подобно автомобильному, работает на износ, а дыхание перехватывает, когда его пальцы забираются под юбку. Бабочки такие в животе, словно мы не едем спокойно по проспекту, тормозя на каждом светофоре, а несемся на огромной скорости. Ноги — предательницы на автомате раздвигаются, чтобы дать ему лучший доступ. И теперь его пальцы не просто шалят, они обжигают даже через два слоя тонкой ткани. Скользят вверх-вниз, а бабочки-убийцы моих мозгов спускаются все ниже, щекоча там, где он касается. Сначала почти нежно, потом чуть надавливая. К своему стыду я начала ощущать, как сквозь ткань просачивается влага, а собственные губы издают тихий, протяжный стон. Мне хочется собрать ноги, но Матвей вдруг резко тормозит на светофоре и поворачивается ко мне.

— Это чья пизда, Лизааа? Мм?

Я теряюсь от его грубости, но могу точно ответить, уверенная на сто — пятьсот.

— Твоя.

— А я разрешал ноги собирать?

— А я теперь делаю все только с твоего разрешения? — почему-то эта мысль вызывает неясный трепет где-то глубоко в душе. Наверное, потому что мне очень хочется подчиняться этому сложному человеку, очень хочется его покорить, показать, что ради его любви, я готова на все! Даже страшно, словно на этой же машине мы на краю скалы и вот-вот сорвемся.

— А ты против?

— Не то чтобы, просто страшно!