Но чем ближе я к этим ледяным глазам, тем глуше голос разума. Зато максимально обостряются инстинкты. Орут, словно металлоискатель, подобравшийся все ближе к своей цели. Несколько раз меня толкают, но я упорно иду вперед, пока не оказываюсь лицом к лицу со своим дьяволом.

А он стоит все так же, не шевелится, если не считать бокала, который он выпивает залпом, смотря только на меня. И кажется, что в этот миг больше никого нет во вселенной. И только противный внутренний голос жужжит. Как ты могла так вляпаться.

— Чего подошла?

Ни тебе привет. Ни тебе, какая ты сегодня красивая! Матвей сразу обозначил границы. Это я подошла, он не подзывал.

Хотя я точно помню, что он манил меня пальцем.

Или мне приснилось это?

Вся уверенность пропадает, а я становлюсь маленькой девочкой, которую просят рассказать стишок для Деда Мороза, а я не помню. Язык немеет. Губы не шевелятся. Могу только смотреть в эти жестокие глаза и проваливаться в пропасть.

— Ты… — облизываю пересохшие губы. — Ты меня обманул.

— Вот как? Расскажи, очень интересно.

Он словно издевается. Водит голым лезвием вдоль шеи, готовый вот-вот дернуть им и убить.

— Ты обещал меня научить… английскому, — что касается других уроков, то лучше не думать о том, во что это могло вылиться. Вернее, думать можно, в жизнь претворять нельзя.

Матвей поднимает уголок рта, и мне кажется, что он одобряет то, что я говорю, а может, и то, что делаю. И когда мне стало необходимо его одобрение?

Он отталкивается от барной стойки, подходит вплотную. Я слышу басы музыки, мерцающий свет, но ощущения такие, словно мы одни. Мне кажется, начни он меня раздевать прямо здесь, я даже сопротивляться не стану.

— Английский, значит, мм? А мне кажется, тебе нужны другие уроки.

— Какие, — почти шепчу, но он понимает.

— Тебе нужно раскрепоститься, а то ты какая-то, прям, зажатая со своим женихом.

Разочарование горькой конфетой застревает в горле. Он не принц и не будет меня защищать, он будет, как истинный сутенер, помогать мне готовиться к свадьбе с другим. А желание, что таится в его взгляде, наверное, относится не только ко мне, а ко всем девушкам в этом зале. Просто, мне хочется верить, что я для него особенная.

— Думаю, в прошлый раз ты мне очень помог, спасибо. Я уже достаточно раскрепощена и сегодня даже дала себя поцеловать.

Теперь на его губах циничная улыбка. Ни следа от одобрения.

— Куда?

— В губы, — что за странный вопрос.

— Какие губы?

— Не смешно.

— А кто смеется? Разве тебе не хочется, — он резко дергается ко мне, прижимается плотно, впившись пальцами в талию. — Чтобы он отлизал тебе? Ммм? Трахал языком, пока ты не будешь кричать? Пока не сорвешь голос, став мягкой и податливой, став готовой для большого, толстого члена?

Я почти перестаю дышать. Я должна оттолкнуть его, должна возмутиться, а я только и думаю, что он это не про Мишу, он это о себе.

— Ты говоришь ужасные вещи, — только и шепчу ему, смотря на густую щетину, на твердый подбородок, возле которого мои губы, на губы, что плотно сжаты. — Я просто дала себя поцеловать в губы.

— Когда, — опускает он глаза, и теперь мы смотрим друг на друга.

— Сегодня. Только сегодня! Я не хотела глушить ощущений, что вызвал наш поцелуй.

Он так смотрит, Господи, сейчас сожрет, а пальцы на талии причиняют боль, но даже ее я хочу, только чтобы ощущать его так близко, вдыхать запах свежего бриза и виски.

— Чего тянешь? Думаешь, он женится на тебе, если ты будешь играть в скромницу? По-хорошему, тебе давно пора ему отсосать. Хочешь, научу, как сосать? Эти уроки дадут тебе больше пользы, чем уроки английского.