— Своеобразное благородство, — почти шепчу я, когда он собой весь свет закрывает, спускает взгляд прямо мне на коленки. Тянет руку, и я уже готова сопротивляться, когда он чуть касается ног, затянутых в капрон. А он только тетрадь забирает. — Эй!
— У тебя тут все неправильно. Совсем английский не учила?
— Мне было не до учебы.
— А, соревнования, тренировки. Я, кстати, нашел пару твоих выступлений.
Я поджимаю губы, но по телу разливается приятное тепло. Это он, получается, думал обо мне, раз искал в сети, как выступает Елизавета Лебедева.
Он листает тетрадь, изредка бросая на меня равнодушные взгляды. Но даже они смущают и вызывают желание прикрыться, хотя я, вроде как, в одежде.
— И как?
Матвей усмехается.
— Тебе мое экспертное мнение? — да, идиотский вопрос. — Ну, как по мне, дрочибильно. Я бы в живую посмотрел.
Придурок. А чего еще я хотела услышать от озабоченного преступного элемента?
Встала, выхватила тетрадь и толкнула плечом, чтобы пройти мимо, но мне это не удалось. Он выставил руку, как чертов шлагбаум, и я оказалась в плену между стенкой и его большим телом. Я вообще никогда не любила высоких парней. Смотреть еще на них — снизу вверх, но с ним это ощущается по-другому. И даже обида с ним ощущается иначе. Только вот смущает рука, что плавно переместилась на мое плечо и легко его поглаживает. А еще смущает, что я сама как-то стою и ничего сделать не могу. Когда меня касается Миша, мне сразу щекотно, я сразу болтать начинаю, а тут молчу, молчу и в глаза его распутные смотрю. В них столько грязного порока, но я, все равно, не могу пошевелиться.
— Трахнулась уже со своим кикбоксером? — вдруг слышу его вопрос и словно ото сна просыпаюсь.
— Что? Нет, конечно! Как вы вообще подумать могли?
— Встречаешься с ним целую неделю и еще не дала?
— Всего неделю! — почти пищу, потому что его рука спускается по руке к моим замершим пальцам, которые он перебирает.
— Если люди хотят друг друга, то неделя — это очень долго, — Господи, Лиза, ну, сделай что-нибудь, что ты стоишь, почему даже не толкнешь его?
Толкаю. Двумя руками в грудь, но это как по бетону бить. Он даже не дернулся. Продолжил гладить, теперь уже ногу, дергая нервные окончания, вызывая тахикардию — не меньше.
— Раз ты не хочешь его, значит, хочешь меня? — он наклоняется, а я, наоборот, сползаю, потому что на грани того, чтобы согласиться со всем, что он хочет. Со всем, что он от меня потребует. Стекаю водой и на коленках протискиваюсь мимо него. Поднимаюсь, отряхивая ноги.
— Он вряд ли на мне женится, если я пересплю с ним. Или с вами.
— Резонно, — хмыкает он и наклоняется, чтобы поднять упавшую тетрадку. А потом вдруг садится на мое место, двигается так, что остается еще одно. — Да что ты переживаешь? Сказал же, пока целка, не трону. Садись, помогу с английским.
Я вся подбираюсь, складываю руки на груди.
— Вы как джин, который исполняет желания, только за каждое потом придется расплачиваться.
— Забавное сравнение. Ну, ты же не маленькая, знаешь, что за все нужно платить. Да садись, у меня сегодня уже намечен секс, так что считай, что ты в безопасности.
— А откуда бандиту знать английский?
— Ну, бандитом я был не всегда. Даже закончил вуз по международному праву. Садись, пока я тебя домой не отправил, тебе же явно туда не особо хочется.
— Не особо, — сдаюсь я и сажусь рядом, но стараюсь отодвинуться, чтобы не касаться его большого бедра. Но, все равно, невольно засматриваюсь на контраст наших коленей, ладоней, пальцев. У него все такое большое, а у меня…
— Лиза. Смотри сюда. Это неправильный глагол.