— Ты надолго? — Мира на грани слез, а я ее обнимаю. Ну, что за плаксивая девчонка. — Мне так стыдно, что я сегодня потратила твое время.

— Ты глупости-то не говори! Мы зато как здорово с тобой прокатились. Врач нам много хорошего сказал.

— Но ходить я, все равно, пока не смогу.

— Не надо отчаиваться! Я же еще на курсы онлайн записалась по массажу. Так что буду сама тебе делать.

— А деньги?

— Мама даст. Да и вообще, я, может, скоро замуж за Мишу выйду, и тогда в деньгах мы не будем нуждаться.

— Думаешь, выйдешь?

— Ну, мама уверена, а мне стоит немного… — ладно, это не для детских ушей. — Короче. Перестань реветь! Это, все равно, никогда никому не помогало.

— А если ты выйдешь замуж, ты уедешь?

— Я возьму тебя с собой, малыш. Не переживай, — обнимаю ее крепко-крепко, а она меня в ответ. Ухожу, махнув рукой. Надеваю свои тонкие босоножки и пальто. Прощаюсь с матерью, что сощуренным взглядом осматривает мой внешний вид.

— Дай ему себя поцеловать.

— Ну, мам! — ладно, у него всю эту неделю лицо было распухшим, но скоро меня это не спасет.

— Что, мам? Я же знаю, что ты недотрогу из себя строишь. Надо все-таки показать мужику, что он может от тебя получить не только красивую мордашку. Все, иди.

Я лишь мельком замечаю, что она и сама накрасилась. Кого интересно ждет? Или сама куда-то собирается?

Выхожу в подъезд и невольно улыбаюсь. За эту неделю он преобразился. Сосед взялся за ремонт с большим энтузиазмом, хотя сам тут не появляется. Я только хочу нажать кнопку уже работающего лифта, когда мне приходит смс. Открываю и улыбка становится шире.

Миша сегодня не может со мной встретится. Очень извиняется и обещает подарить подарок, а я прыгаю, как маленькая. Он не может! Вот же лучший подарок.

Бросаю взгляд на свою дверь и спокойно вхожу в лифт, но выхожу на этаже выше. А там сразу на крышу, где есть ниша, в которой можно спокойно позаниматься. И никто не помешает. Только вот английский этот. Непонятно, зачем он вообще нужен в институте сервиса. Я же никуда из России уезжать не собираюсь!

Втягиваю ароматы осеннего Питера, когда вдруг чувствую среди них табачный, с запахом ментола. Почему-то по телу проходит горячая волна, а буквы на странице расплываются.

Я знаю этот запах. Даже смешанный с питерскими он вызывает внутри что-то очень яркое и волнующее. Живот тут же крутит от неясного страха, а голова поднимается с большим трудом.

Матвей стоит, оперевшись на парапет крыши. Вот только разглядывает не красоты питерские, а меня. Мне казалось, за неделю его образ стерся из головы, но я ошиблась. Вон он здесь, псих, толкнувший меня в объятия другого. Мне бы уйти, даже не смотреть на него, но я продолжаю сидеть, стиснув колени, и вглядываться в маленькие изменения, которые могли произойти с ним за неделю. Он побрился. И куртка у него сегодня не кожаная, а пуховик. Мерзнет, что ли? Хотя джинсы те же. А вот лицо. На нем появилось пару синяков. При сумерках их почти не видно.

— Привет, пигалица.

— Добрый день, — молчание с ним казалось фатальным, и я начала болтать. — Вы сделали отличный ремонт. В подъезде стало очень светло, и лифт работает. А еще у нас перестали ночевать бомжи. В общем…

— Так говоришь, словно это для вас всех делалось, — он отталкивается от парапета и идет ко мне, а у меня внутри все сжимается. Тут только один ящик, и, собственно, жаться особо некуда.

— Я знаю, что не для нас. — В этом мире вообще все ради денег. — Мне кажется, гуманность — это вообще не про вас.

— А как же устройство твоей безбедной жизни? Разве это было негуманно?